— Досталось ему в ту ночь! Зато всем «молодым» вернули или сразу нашли их подушки и одеяла! — так ответил однополчанин, хмуро улыбаясь.

— В чём у него только душа держится? — опять спросил старшина.

— Да он двухжильный, наверное!

— Антифриз, па-ны-маешь!

Капитан Карандашев считал себя потомственным запорожским казаком! Он то ли родился вблизи этой самой сечи на реке, то ли ему это просто казалось всю жизнь. Вероятно, что ему твердили об этом с детства, поэтому, когда оно прошло, он пошёл в военное училище, потом долго служил, медленно продвигался по службе, побывал даже в группе войск дислоцирующихся в Восточной Германии, и вот застрял тут, в этом отдалённом дивизионе ПВО города Кабула. Большей дыры он себе в жизни представить не мог, поэтому просто гнил и разлагался в тоске и пьянстве. Если первое предположение всегда было очевидно, то второе условие было неизбежным. Гниёшь — значить должен разлагаться. Наличие самогонного аппарата в кладовой батареи делало жизнь привлекательной, тоска отступала, чтобы потом вернуться и охватить всех с новой силой. На бражку смотрели как на домашний компот, её только не разрешали пить кому попало, то есть солдатам и сержантам. Так как при приготовлении продукты имели специфический запах, то результат брожения этих продуктов было легко найти на позиции. Обладая хорошим обонянием, он находил «схроны» с заначками, демонстративно выливал содержимое фляг на землю и искал дальше. Перед праздниками гнали самогон в дивизионной бане, этим занимались избранные люди. В их числе был и капитан Карандашев, который знал много домашних хороших рецептов, сам не пьянел, а в спёртом газами помещении парилки всегда доводил продукт до нужного качества.

Служебный рост этого офицера был стремительный: от заместителя батареи по вооружению, до командира батареи, и впоследствии до начальника штаба дивизиона. Так получалось, что с командиром они были в одном звании, но дни совместной службы «притёрли» однополчан окончательно. Командир был донским казаком, в этом у них было что-то общее, лихое казачество, удаль молодецкая!

Когда праздники проходили, уезжали все проверяющие, то неизбежно заканчивалось спиртное, и нужно было выползать из своих теплых комнат, чтобы руководить своими подразделениями. Тогда наступала тоска. Нужно отметить, что телосложения капитан был хилого, роста небольшого, одежду носил не по размеру, не ушивал её, она сидела на нём мешком, скрывала его тело. Никакими физическими нагрузками он не утруждал себя, на зарядке не бегал, как это делали некоторые молодые лейтенанты, поэтому ничем блистать в этом плане не мог. Однажды выезжал на «боевые» с расчетом «БМП», батарея часто выполняла подобные задания в составе полка или на своём, закреплённом за дивизионом месте. На посту нужно было прожить полгода, неся все трудности полевой жизни, все её ограничения и лишения. Четыре человека, обреченные общаться друг с другом на протяжении многих дней, выполняют своё задание, несут караульную службу, сами себе готовят, проверяют подходы к дороге, встречаются с танкистами, соседним постом. Дичают, наконец-то, по-тихому!

Результатом такого эксперимента после командировки стало необычное поведение капитана. Однажды утром писарю был дан приказ, напечатан который был в одном экземпляре, за подписью этого капитана. Это был приговор, который был вынесен разоблаченному агенту «духовской» разведки по кличке «Шайтанка», то есть собаки породы болонка, окрас светлый с пегими подпалинами. Приказ был длинный, многословный, но всё сводилось к тому, что двойного агента разоблачили и с ним поступят по закону военного времени. Слух пролетел по дивизиону очень быстро, все посмеялись новой шутке, но когда прозвучали одиночные выстрелы, то смеяться было уже неуместно. Подвешенное животное расстреливали из табельного оружия, ранили и долго добивали. Вой стоял щемящий, выворачивающий наизнанку душу. Потом писарь закопал останки и долго матерился на своём родном языке. Собака до этого просто приблудилась на свою голову и жила только в офицерском домике.

Так же извели всех кошек. Это была странная нелюбовь к братьям нашим меньшим.

Тоска не отпустила, но пришло очередное повышение по службе, звания росли на глазах, крупные звезды осели на погоны офицеров, в бане стали срочно варить самогон, чтобы отметить эти радостные события. На пороге вновь стучали шаги командировочных с проверкой, обладающих хорошей подготовкой к экстремальным условиям жизни! Были приглашены женщины из обслуживающих подразделений мотострелкового полка на скромный банкет, плавно перетекающий в бардак со стрельбой из ракетницы в ночное небо и заплывом в маленьком бассейне в одежде. Утром все разбредались, и лишь дежурный офицер следил за личным составом, завистливо озираясь на офицерский домик, где ещё гремела посуда, играла музыка, слышались смех и крики! Там потомственные казаки терли до блеска новые звезды, гордились древностью своих предков, чистотой полученного напитка, пили во славу первых и здоровья во благо! Обмывали очередное звание, короче, боролись с тоской окаянной!

Это был самый грамотно оборудованный полигон для проведения стрельб, который только можно было представить себе. Полигон мотострелкового полка «№ XXX» и полигон дивизиона ПВО. Так сложилось, что показательные стрельбы проходили выборочно на территории того или иного подразделения один раз в год. В этом году стрельбы проходили на территории этой мотострелковой части. Как всегда собирались чисто «оттянуться», люди-то все были «свои». Они порой месяцами друг друга не видели, но годами служили вместе, где-то рядом, «там за перевалом, там за той сопкой», были постоянно «на связи», друг у друга на слуху.

В дивизионе в тот момент оказался новый начальник штаба. Это был веселый, но очень педантичный, подтянутый внешне и собранный внутренне офицер. Когда он принимал свои дела и обязанности у предшественника, то не стал сетовать на какие-то промахи своего коллеги, он просто засадил двух казахов-«писарей» за столы, принёс кучу секретных материалов и карт, и заставил их днём и ночью оформлять планы, карты, расписания и другие секретные вещи. «Писари» тихо выли, но потом осознали важность момента, прониклись серьёзностью оказанного им доверия и выполнили задачу. Сам капитан, его звание было ещё капитанское, не собирался долго задерживаться в дивизионе, какая-то внутренняя линия гнула и вела его дальше, а работать плохо он не умел, поэтому всё проводил основательно. А дальше, нужно полагать, была Академия Генерального Штаба МО страны, не меньше. Олег, наблюдая за этим офицером, подозревал его в наличии «второго дна», так подразумевалось, что он, как минимум «шпион», и звание у него просто прикрытие, сам он тянул на полковника, что он здесь не задержится долго. Так оно и случилось потом. Но это было потом.

Короче, когда прибыли «Шилки» с экипажами и большими командирами для проведения стрельб, то первые двое суток все просто хотели освоиться, отметить долгожданную встречу. Всех разбросали по казармам и офицерским комнатам, где-то спали по очереди, кто-то стоял в карауле или в наряде, потом чередовались койками. Стояло глухое возбуждение, шли бесконечные вылазки в баню «с дороги»!