— Дань, с тобой все хорошо? — прищуриваюсь я, внимательно осматривая его. — Ты выглядишь… ну, словно заболел. Может, тебе стоит отдохнуть? Отпуск на несколько дней взять? Обратиться к врачу?

— Нет, все хорошо. Просто… работы много, — нервно улыбается он. — Но скоро это закончится. Прости, что не набрал вчера, Сережа говорил, что ты звонила.

Мне все же кажется, что не все у него в порядке. Впалые щеки, мутные глаза — он явно не блещет здоровьем. Но решаю, что Даня уже большой мальчик — если говорит, что все хорошо, значит, так оно и есть.

— Решетникова? — зовет меня медсестра, не давая нам с Кравцовым закончить разговор.

Мы с Даней следуем за ней в кабинет доктора, я внезапно забываю обо всем и начинаю волноваться, что с малышом может быть что-то не так.

— Давай я подержу. — Даня протягивает руку в мою сторону, и я отдаю ему сумочку.

— Сначала мы взвесим вас, я померяю давление, а потом вас осмотрит Алиса Петровна и проведем УЗИ. — Улыбчивая медсестра указывает в сторону весов, и я снимаю ботинки, заменяя их на бахилы.

Под пристальными взглядами становлюсь на весы и закрываю глаза. Ничего не могу с этим поделать, когда всю жизнь работаешь моделью и вылететь из агентства можешь из-за каких-то пятисот граммов, килограммы уже кажутся чем-то вроде приговора.

— Отлично, в пределах нормы. А теперь присядьте на свободный стул, а вы, молодой человек, не стойте у двери, проходите.

Даня выглядит растерянным, словно это ему рожать скоро предстоит. Вообще, обычно он собран, излишне неэмоционален, а сегодня какой-то не такой.

Наконец-то после нескончаемых манипуляций я ложусь на кушетку и задираю край рубашки. Алиса Петровна выдавливает мне на живот холодный гель и начинает водить датчиком. Я задерживаю дыхание, внимательно смотря на монитор. Даня же стоит рядом со мной и, кажется, даже не дышит.

— Та-ак, вот и наш малыш. Ручки, ножки — видно, да? — спрашивает женщина, я же не могу произнести ни слова. Перед моими глазами настоящий человечек. Человечек, которого я когда-то не хотела. Глаза наполняются слезами. На меня наконец-то в полной мере сваливается понимание того, что я скоро стану матерью.

— А это ничего, что у него такая голова огромная? Она выглядит больше туловища, — раздается взволнованный голос Дани.

— Не волнуйтесь, именно так выглядит плод на четырнадцатой неделе беременности. Никаких отклонений от норм я не вижу, малыш абсолютно комфортно себя чувствует. Сейчас послушаем его сердечко.

— Погодите, как это четырнадцатая неделя? — севшим голосом произносит Даня, а потом недоверчиво смотрит на меня. Даже гадать не нужно, какие мысли в его голове сейчас бушуют.

Алиса Петровна усмехается и смотрит хитро на меня.

— Объясните своему мужу, как считаются акушерские недели, или мне это сделать?

Я закатываю глаза, Даня же, кажется, на взводе.

— Не волнуйся, ребёнок твой, недели считаются не с дня зачатия.

— А как тогда?

— Кравцов, я не буду обсуждать с тобой свой менструальный цикл, ясно тебе? Просто смирись, что у нас четырнадцатая неделя вместо одиннадцатой.

Даня хмурится. Кажется, дошло. Мы ещё несколько секунд завороженно смотрим на монитор, а дальше комната наполняется ритмичными и гулкими звуками.

Тук-тук.

Тук-тук.

Тук-тук.

Сердечко моего малыша бьется так быстро, словно он бежит марафон, а не с комфортом разместился у меня в животе и спит сутки напролёт. Я с трудом могу дышать, меня захлестывают эмоции. Внезапно чувствую, как Даня находит мою руку и переплетает наши пальцы. Я отрываю взгляд от монитора, смотрю на Кравцова, на лице которого отражается такая растерянность и нежность одновременно, что мои губы растягиваются в улыбке, а дыхание захватывает.

— А когда можно узнать, мальчик у нас будет или девочка? — тембр его голоса совсем не такой, каким он обычно разговаривает. Немного глухой, с дрожью и волнением.

— Пол можно будет узнать начиная с двадцатой недели, так что придется еще немного потерпеть. — Алиса Петровна нажимает на одну из кнопок, и в кабинете вновь наступает тишина.

Мне хочется попросить ее вернуть звук, дать послушать сердечко ребенка еще немного, но я понимаю, что не могу находиться здесь весь день.

— У вас есть флешка, чтобы я могла вам сбросить запись сердцебиения ребенка? — словно читая мои мысли, спрашивает женщина. — Если, конечно, хотите, — улыбается она уголками губ.

— Да, конечно, хотим! — оживляюсь я и поворачиваюсь к Дане, смотрю на него вопросительно в надежде, что у того найдется флешка.

— В машине должна быть, сейчас сбегаю принесу.

— Хорошо, мы как раз с Милой возьмем на анализ мазки, — кивает Алиса Петровна и подает мне бумажное полотенце, чтобы я могла убрать с кожи гель.

Через полчаса мы с Даней выходим из клиники в полном молчании. Но это не напряженное, тягостное молчание. Наоборот. Каждый из нас погрузился в радостные мысли, и, наверное, ничто не сможет затмить этот прекрасный день.

— Кажется, у меня наконец-то отлегло по поводу того, что ребенка мы зачали, когда ты была пьяна, — выдыхает Даня, притягивает меня к себе и целует в висок. — Не подумай, что это упрек с моей стороны, — быстро оправдывается он, — просто не мог выбросить это из головы и боялся, что может быть какое-то отклонение.

— Это я,6 вообще-то, должна упрекать тебя за несдержанность, — насмехаюсь над ним. — Уж ты-то из нас двоих был единственным, у кого была ясная голова и кто понимал, что творит.

— В голове все становится мутным, когда это касается тебя.

— Похоже на признание в любви. Скажи же, ты специально сделал это, чтобы привязать меня к себе? — шучу я.

— Вот еще чего. — Мы с Даней останавливаемся на парковке перед моей машиной и внезапно замолкаем. — Подкинешь мужа до дома? — внезапно спрашивает он, улыбается, и на его щеках появляются милые ямочки, которых я раньше не замечала.

— М-м-м, зависит от того, что мне за это будет. — Наклоняю голову набок и пристально смотрю на него.

Даня расстёгивает верхнюю пуговицу рубашки, словно ему становится трудно дышать. На улице ветрено и холодно, а он без куртки.

— Простынешь же, Дань, и так вид у тебя, словно подхватил простуду. Садись уже, — снимаю машину с сигнализации я. — А что с твоим автомобилем? — спрашиваю, когда мы оказываемся в салоне.

— Я не спал почти всю ночь, не был уверен, что смогу доехать до клиники без приключений.

— Ты в курсе, что ты одновременно самый ужасный и самый правильный человек в мире?

— Но тебя это заводит, — не спрашивает, а утверждает. Со своей фирменной улыбочкой на губах.

Я неопределенно пожимаю плечами и выезжаю на дорогу.