Материалы археологических раскопок показывают, что ингумационные захоронения появляются здесь в конце X в., но их широкое распространение приходится на XI—XII столетия.

Приблизительно такими же темпами эволюционировала погребальная обрядность в земле вятичей. Сказать больше о проникновении христианства в Приокский бассейн в конце X — начале XI в. невозможно из-за отсутствия в древнерусской литературе и фольклоре каких-либо известий на этот счет.

Важно помнить, что миссионерская деятельность княжеской власти на окраинах в течение длительного времени была направлена на обращение главным образом славянского населения. Инородческие племена Русской земли вовлекались в этот процесс лишь там, где их ассимиляция протекала достаточно активно. В целом княжеская власть не проявляла особенной заинтересованности в христианизации финно-угорского мира, который пока еще оставался по преимуществу объектом внешней колонизации, обеспечивавшей приток военной добычи, рабов и т. д.

Порубежные кочевые народы и вовсе выпадали из поля зрения киевских просветителей, и не только по причине нехватки миссионеров — сказывалась этническая неприязнь славян к враждебному населению Великой степи. Немецкий епископ Бруно Кверфуртский, отправившийся в начале XI в. проповедовать слово Божие печенегам и завернувший по дороге в Киев, был вынужден надолго задержаться при дворе Владимира, так как, по его словам, «государь Руси… в течение месяца удерживал меня против [моей] воли, как будто я по собственному почину хотел погубить себя, и постоянно убеждал меня не ходить к столь безумному народу, где, по его словам, я не обрел бы новых душ, но одну только смерть, да и то постыднейшую».

Бруно в конце концов все-таки настоял на своем. Владимир проводил его до южной границы Русской земли и там снова попытался отговорить полюбившегося ему немца от его безумного намерения: «именем Господа прошу тебя, не губи к моему позору своей молодой жизни». Впрочем, когда Бруно, «обратив в христианство примерно тридцать душ» (вероятно, знатных людей), вернулся в Киев, князь принял живейшее участие в устройстве новой Печенежской епархии. «Мы, — пишет Бруно, — посвятили в епископы одного из наших[96], которого затем государь [Владимир] вместе с сыном поместил в середине земли печенегов».

Возможно, к этой странице русско-печенежских отношений относятся помещенные под 988 и 991 гг. сообщения Никоновской летописи о печенежских ханах Метигае и Кучюге, которые «прииде… к Володимеру, в Киев, и приат веру греческую, и крестися во имя Отца и Сына и Святаго Духа, и служаше Володимеру чистым сердцем, и много на поганых одоление показа».

Однако, если строго следовать духу текста, то и тут вполне очевидно, что крещение Метигая и Кучюга не было результатом предварительной миссионерской работы; своим переходом в христианство ханы просто закрепили служебные отношения с новым господином[97].

В итоге мы видим, что историческое явление, получившее в историографии название «крещение Руси», по своим географическим, этническим и социальным характеристикам предстает далеко не столь всеохватным, как это подразумевается. Историк должен поправить Иакова Мниха: Владимир не то чтобы крестил Русскую землю «из конца в конец», скорее при нем христианство было занесено во все концы Русской земли. «Володимер [землю] взора [вспахал] и умягчи рекше крещеньем просветив… а мы пожинаем ученье приемлюще книжное», — говорит летописец. Другими словами, в княжение Владимира был заложен фундамент христианской Руси, достаточно прочный, чтобы в будущем понести не колеблясь величественное здание русской цивилизации.

Вместе с тем рассматривать принятие Русью христианства в одном только местном, узконациональном аспекте — значит крайне обеднить (и, следовательно, исказить) историческое значение этого события, поскольку крещение Руси было лишь частью неизмеримо более широкого процесса христианизации варварских народов Европы, преимущественно германцев и славян, собственно и обеспечившего Христовой церкви всемирно-историческую победу. В X столетии многовековой период распространения христианства in barbaros (среди варваров) подходил к концу. Языческие боги еще сохраняли свою власть над многими племенами и народами, скрывавшимися в лесных дебрях и других труднодоступных местах на окраинах европейского севера и востока, но вожди последних крупных племенных объединений, претендовавших на государственное бытие, один за другим склонялись перед всепобеждающим Крестом. В 930-х гг. христианство окончательно укореняется в Чехии, благодаря святому князю Вячеславу (Вацлаву); в 960 г. польский князь Мешко I сдается на увещания своей чешской жены Домбровки и принимает крещение по римскому обряду; в 974 г. немецкие миссионеры обращают в христианство датского короля Харальда Синезубого; примерно тогда же крестится Геза Венгерский, а в середине 990-х гг. норвежский король Олав Трюггвасон познает в Царьграде истинного Бога.

Но только с крещением Русской земли европейский христианский мир приобрел более или менее законченное этногеографическое оформление, позволив наконец Европе заявить о себе как о едином культурно-цивилизационном целом.

Повесть временных лет в своих древнейших изводах (Лаврентьевском и Ипатьевском) ничего не говорит об установлении церковной иерархии на Руси при князе Владимире. Это обстоятельство тем примечательнее, что его нельзя объяснить незнанием, ибо в статье под 1074 г. о печерских подвижниках упоминается очевидец, живой свидетель того, уже полулегендарного, времени — монах «именем Еремия, иже помняше крещенье земли Русьския». Причину этого странного умолчания историки справедливо усматривали в цензурной чистке, которой подвергся Начальный летописный свод в конце XI — первой половине XII в., когда приверженцы ортодоксального византийского православия взяли верх в Русской Церкви.