Броня могла отразить снаряд любой современной пушки любого калибра. Вооружение состояло из девяти все тех же 203-мм пушек «Гроза» в трёхорудийных башнях, расположенных строго линейно – как на линкоре «Гангут». Вспомогательная артиллерия – шесть пушек «Гром» калибра 130-мм в одноорудийных башнях (аналогичных установленным на эсминцах типа «Бешеный»). В общем, кораблик получился на загляденье – самый-самый лучший в своем классе среди всех мировых флотов!

Но я по привычке продолжал держать флаг на эсминце «Бешеный», уступив мостик «Георгия» адмиралу Казнакову.

«Бешеные псы» тоже подверглись небольшой модернизации – стоящие на них «корбуты»[97] форсировали до 22 тысяч лошадиных сил, что позволило довольно лёгким корабликам развить скорость полного хода в 33 узла. С такой «космической» скоростью здесь и сейчас по морю не бегал никто – даже начавшие появляться в разных цивилизованных странах моторные катера (с двигателями внутреннего сгорания, купленными в Стальграде).

Ещё в нашей эскадре шли два новейших авианосца «Добрыня Никитич» и «Алеша Попович», несущие по тридцать планеров каждый. Корабли, хоть и назывались авианосцами, на «Энтерпрайз» или «Нимиц» нисколько не походили – их построили на базе корпуса и силовых агрегатов эсминцев типа «Бешеный», соорудив вместо артиллерийских башен, торпедных установок и надстройки закрытый ангар с большой полётной палубой сверху. «Взлётка» была приличных размеров – 100 метров в длину и 12 – в ширину. А ведь самому новому двухместному варианту дельтаплана с мотором типа «звезда» хватало для взлёта всего 30 метров и 20 метров для посадки. Явный перебор по габаритам, ведь на списанной в учебные суда плавбазе «Днепр» (носителе разведывательно-дозорных планеров) полётная палуба была в два раза меньше. Но в том-то и дело, что авианосцы «затачивались» под «настоящие» самолёты. Которые, насколько я знал, в данный момент проходили лётные испытания.

С авиков постоянно взлетали и уходили в дозор отчаянные морские лётчики. Я бы ни за что не рискнул летать над морем на этой странной конструкции, изобретённой «по памяти» инженером Гореглядом. Над землёй я пару раз летал… Пассажиром! Но эти ребята… Да им после каждого обыденного полёта надо по ордену давать! Их нелёгкая и опасная работа давала нам видение обстановки до 70 километров вокруг. Никто не мог подойти к нам днём незамеченным.

Поэтому приближение австрийского флота мы засекли своевременно.

Радиостанции на кораблях работали исправно и новости «с фронтов» из Ставки командующего мы получали регулярно. И знали, что сербы и черногорцы, под шумок, решили отхватить себе по кусочку Австро-Венгрии. А чего? России можно, а лимитрофам нет? И доблестные «братушки» ввели свои войска на территорию сопредельного государства, даже не заморачиваясь объявлением войны. В частности, черногорцы нацелились на город-крепость Рагуза, который в моём времени назывался Дубровник. И захватили город после непродолжительного штурма, поскольку австрийских солдат там было мало и их моральный дух был низок.

Однако австриякам почему-то такие телодвижения какой-то «шелупони» не понравились. И они решили отбить город. Для чего посадили пять тысяч пехотинцев и тысячу кавалеристов (с лошадьми) на семь транспортов (не специальных, понятное дело, а просто реквизированных для военных нужд «купцов»). Для прикрытия смелой десантной операции задействовали весь свой «могучий» боевой флот, базирующийся на Триесте. И ведь знали, «храбрецы», что мы в аккурат на траверсе Рагузы-Дубровника стоим. Но решили, что ночью проскочат. Ага, проскочат… С «бешеной» скоростью в семь узлов! Понятно, что боевые корабли могли дать полный ход и в 12–13 узлов, но общая скорость эскадры тормозилась транспортами.

Воздушная разведка увидела противника в семь часов утра 25 марта, почти сразу после восхода солнца. До Рагузы австрияки не успели дойти всего-то миль пятьдесят, собираясь встать на днёвку за островами в Корчуланском проливе. И с наступлением темноты сделать рывок до города. И этот фокус бы у них получился, не будь у нас воздушного патруля. У пилотов которого был строгий приказ: уделять повышенное внимание именно району прибрежных островов.

Понимая, что противнику никуда не деться, я приказал идти на сближение без изнасилования машин, на среднем ходу. А сам принялся обдумывать диспозицию будущего боя, пригласив к штурманскому столу офицеров штаба.

– Ну, господа флотоводцы, какие будут предложения? – спросил я, оглядывая соратников. – Как будем супостата бить? Слово по традиции предоставляется самому младшему: жду от вас хорошей идеи, Андрей Августович!

– Дайте минутку, Алексей Александрович! – попросил флагманский минёр капитан 2-го ранга Эбергард[98]. – Надо кое-что уточнить… Штурман, какие глубины на входе в пролив и вдоль северного побережья острова Корчула?

– От 70 до 100 метров! – даже не глядя на карту, ответил флаг-штурман капитан 1-го ранга Щенснович[99].

– За днища можно не беспокоиться, даже наши «толстяки» пройдут! – удовлетворённо кивнул контр-адмирал Старк.

– Прижимаем противника к берегу, топим торпедами броненосцы, а мелочовку отрабатываем артиллерией! – изобразив пальцами на карте какие-то замысловатые движения, сказал Эбергард.

– Отличный план, Андрей Августович! – саркастически улыбнулся я. – Главное – простой! Не ошибёмся при исполнении! Что скажет флаг-офицер?[100]

– Проблема, Алексей Александрович, заключается в следующем: успеют ли австрийцы среагировать на наше приближение или нет! – рассудительно сказал флаг-офицер штаба капитан 2-го ранга Григорович[101]. – Если нет, если мы застанем их на якорях, то им однозначно конец! А если их флот успеет развернуться, то в узостях между островами архипелагами мы лишимся своих главных козырей – скорости и дальнобойности.

– Да, Иван Константинович, я в курсе этой проблемы! – насмешливо ответил я. – Оптимально было бы выманить австрийцев на «чистую воду», но как это сделать? Получив информацию о нашем приближении, противник, наоборот, забьётся поглубже в самую узкую щель. И выковыривай их потом оттуда! НачОперОд, а вы что молчите?

– Думаю, Алексей Александрович! Но ничего умней того, что предложил Андрей Августович, в данных условиях не наваять! – пожал могучими плечами начальник оперативного отдела капитан 1-го ранга Рожественский[102]. – Застанем противника врасплох – диспозиция простая: прижать огнём и выбить торпедами их броненосцы. А если они успеют развернуть боевой порядок – то диспозиция будет другой. А какой именно – решим по ходу действий. Если я не ошибаюсь, время до сближения на дистанцию эффективного огня, минут двадцать? Верно, штурман?

– Так точно, Зиновий Петрович! – сверившись с прокладкой курса, ответил Щенснович. – С нынешней эскадренной скоростью – двадцать три минуты до траверса западной оконечности острова Корчула.

– Иван Константинович, радиограмму на авианосцы: докладывать о положении противника каждые пять минут! – скомандовал я.

Григорович коротко кивнул и поспешил к радистам.

Пока мы сближались, «планеры» с авиков взлетали каждые две-три минуты. И, соответственно, садились с той же частотой, обновляя разведданные о состоянии флота противника практически «в реальном времени». Судя по царящему у врага спокойствию, про наше движение там не знали.

Я уже почти поверил, что нам