Надо отдать ему должное, когда я наконец его разбудила, он был готов менее чем за минуту и ничего не забыл. А у меня из головы совсем вылетело, что почти все наши деньги были запрятаны в мой корсет… Когда же Джон за ним вернулся, на обратном пути бомба все-таки угодила в гостиницу, и одним из кирпичей ему перебило ногу.

Что я могу сказать про остаток той ночи? Сполохи огня, то тут, то там выплескивающиеся из окон поврежденных домов… Кучи кирпичей в свете пожаров… Маленькая девочка у соседнего дома, кричавшая так, будто ее режут…

Я пошла взглянуть, что с ней, и оказалось, что она по счастливой случайности избежала травм. А кричала она потому, что увидела трупы родителей. Бедное дитя… Я спросила у взрослого мужчины, чем я могу помочь; он, как выяснилось, знал английский, но на мой вопрос с плохо скрываемой ненавистью в голосе спросил меня, довольна ли я, что мой флот уничтожил столько домов и погубил столько жизней. Узнав, что мы американцы, а не англичане, и услышав, что и моего мужа ранило при обстреле, он резко подобрел и лишь сказал:

– Я уверен, что Господь их накажет. Но при предыдущем обстреле в седьмом году они убили и покалечили множество людей – я потерял бабушку, дедушку, тетю, дядю, – а если кого и наказывают, то опять нас, прости господи…

Да, подумала я, никак не могу себе представить, чтобы кто-нибудь так обстрелял Саванну или даже Атланту. Мы не такие люди, как по ту сторону океана, и с гражданским населением никогда воевать не будем[44]. И как я могла подумать, что русские – варвары, а англичане – джентльмены?

Вскоре после окончания обстрела прибыла пожарная команда, которая с трудом сумела потушить пожары на нашей улице. Они проверили заодно и подвалы разрушенных зданий. В соседнем отеле из-под груды кирпича послышались голоса. А вот в нашей гостинице на их крики никто не отзывался.

Да, подумала я, спасибо вам, герр Буххольц, и светлая память вам и вашей семье… Но как же нам повезло, что я забыла этот корсет! Иначе и наши трупы были бы в том же подвале.

…Когда корабли неприятеля начали гореть и взрываться, а в небе появилось нечто похожее на головастика, стрелы из которого подобно молниям стали поражать корабли английских и французских нелюдей – иначе после расстрела безоружного города их было не назвать, – какая-то частичка моего бытия, конечно, ликовала. Но увы, для моего Джона помощь пришла слишком поздно. Конечно, люди живут и с одной ногой. Но я слышала от мужа и от других ветеранов мексиканской войны, что, когда ампутируют конечности, люди зачастую умирают либо от боли, либо от инфекции, занесенной при операции, либо от гангрены, если операция началась слишком поздно. А я только теперь поняла, как сильно люблю своего бедного супруга…

Ничуть не смущаясь, я стала на колени и начала молиться Господу нашему Иисусу Христу, не забывая при этом поглядывать на происходящее на море. Тем более, то, что там происходило, без сомнений, было карой небесной, даже если все делалось русскими руками.

Вскоре все вражеские корабли либо горели, либо спустили флаги. А чуть позже к ним с необычайной скоростью стали подходить шлюпки.

– Призовые команды, – хриплым голосом произнес Джон. Я с нежностью посмотрела на мужа. Он держался молодцом, но лицо его было белым, как снег, и покрылось испариной – наверное, от боли. Поцеловав его в лоб, я шепнула:

– Сейчас придет помощь, милый…

Через несколько минут четыре скоростные шлюпки пристали к берегу, и из них высадились люди в форме, похожей на ту, которую мы впервые увидели на Нике. Они разбрелись по берегу, а несколько из них направились в нашу сторону. Один из них показался смутно знакомым – он осматривал раненых и покалеченных, после чего их перевязывали девочки в форме, которые были с ним. А некоторых раненых парни в матросской форме клали на носилки и куда-то уносили.

И тут произошло нечто совершенно фантасмагоричное. С другого конца улицы к развалинам гостиницы подъехала бричка, из которой вышел молодой человек и спросил что-то по-датски, показывая на два ящика. На них была написана (с ошибками) наша фамилия, название нашей гостиницы и, кроме того, присутствовала печать Королевской мануфактуры. Самое время, подумала я, и ответила ему по-английски:

– Да, мы и есть мистер и миссис Катберт, но, как видите, гостиницы нашей больше нет.

Тот начал лопотать дальше, но в это время к нам подошел тот самый, смутно знакомый мне русский.

– Миссис Катберт?! Здравствуйте. Вы меня не помните? Я Алекс Емельянов.

Я вспомнила, где я его видела – на помолвке моей Мейбел. По ее словам, он заботился о ней сразу после того, как мою девочку выудили из воды. А сейчас Алекс деловито осмотрел Джона, сделал ему пару каких-то уколов, после чего сказал:

– Значит, так. Мистер Катберт нуждается в срочной операции. Мы доставим его на «Смольный», где ему ее сделают. Скоро подойдут два госпитальных парохода – их переоборудовали из трофеев, захваченных при Бомарзунде, – и мы отправим его в Петербург для дальнейшего лечения.

– А я?

– Естественно, вы тоже отправитесь с мужем.

– Алекс, скажите, а вы сможете спасти ногу Джону?

– Конечно, сможем, миссис Катберт, у вашего сына был перелом похуже, а он скоро уже будет ходить и даже танцевать. Но лечение вашего мужа продлится несколько недель, а то и месяцев.

– Я все оплачу!

Алекс улыбнулся:

– Мы за лечение пострадавших от террористов (я еще подумала, что это за слово такое?) денег не берем. Сейчас подойдут ребята с носилками для мистера Катберта, если хотите, вы можете отправиться вместе с ним…

Тут вдруг подал голос молодой датчанин из Королевской мануфактуры. Алекс переспросил у него на незнакомом мне языке, но тот радостно закивал и что-то ответил. Через две минуты Алекс сказал мне:

– Господин Магнуссон, к счастью, говорит по-немецки. Он говорит, что возьмет ваши ящики обратно и привезет их вам перед вашим отправлением в Петербург. Более того, он готов помочь нам подвезти вашего мужа к шлюпке. Коляска с рессорами, так что ход будет мягким. Пойдемте!

Алекс и молодой Магнуссон сгрузили ящики и поставили их у дымящихся развалин гостиницы, после чего бережно положили на бричку Джона и молодую женщину, которой Алекс оказывал помощь до нас. Я побрела вслед за повозкой к причалу.

26 октября 1854 года.

Оранжерея Кенсингтонского дворца

Виктория, королева Соединенного королевства Великобритании и Ирландии, Генри Джон Темпл, 3-й виконт Пальмерстон, премьер-министр Соединенного королевства Великобритании и Ирландии

– Виконт, я бы пригласила вас на прогулку в парк, но при таком дожде лучше будет, если мы посидим здесь, в оранжерее, – улыбнулась Виктория. – Я приказала подать сюда послеобеденный чай.