— Всем подготовится к бою! Механик, вперед! — отдал команду, и самоходка пошла на сближение с хвостом вражеской колонны.

Выскочив на шоссе, самоходка развернулась в конце колонны, отрезав хвост из пяти-шести машин с пехотой! Немцы не ждали угрозы! Шквал пулеметно-автоматного огня, разрывы гранат, удары по машинам самой самоходки — ошеломили противника! За эти несколько трагических для врага минут по нашей группе не было сделано ни одного выстрела! Часть идущих впереди машин остановилась, но и оттуда огня не открыли, вероятно, не разобравшись в происходящем сзади. Но вот в небо взвились ракеты — сигнал к бою! Поздно! Буквально за две минуты мы скрылись в лесу, стали недосягаемы для врага!

Метров через пятьдесят самоходка вышла на лесную дорогу и остановилась. В лесу было темно и тихо... А мы все не могли отдышаться, сердце колотилось где-то под горлом, в ушах еще звучали крики раненых, скрежет металла, автоматные очереди, разрывы гранат!.. Все разговаривали шепотом, оружие держали в готовности ударить огнем — враг был рядом и наткнуться на него можно было в любую минуту.

Я опустился в боевое отделение и при свете карманного фонаря сориентировался по карте. Мы оказались в большом лесном массиве западнее Фастова, лесная дорога вела к населенному пункту Веприк. Решил двигаться по ней до выяснения обстановки.

От самого села Ерчики, где мы узнали, что немцы заняли Жидовцы, у меня щемило сердце за судьбу семьи Василия Шимченко, немцы, узнав о его уходе с Красной Армией, могли всех расстрелять. Поблагодарив за помощь, сказал Василию, чтобы он шел домой.

Лишь в 1970 году, будучи в Попельне и Жовтневом (бывшие Жидовцы), я узнал от Ивана Афанасьевича Мельника и заместителя редактора газеты «Перемога» Виктора Васильевича Романенко, что Василий тогда благополучно добрался до дома. К сожалению, с самим Василием встретиться мне не удалось.

А в ту далекую ноябрьскую ночь сорок третьего самоходка шла по темному незнакомому лесу, без света, за все часы не встретив ни единой живой души. Шли мы на север, не зная, ни где находятся наши войска, ни в чьих руках этот лесной массив, по которому мы движемся. Эта неизвестность в ночном лесу действовала на людей угнетающе, все напряженно вглядывались во тьму, хватаясь за оружие от криков совы или филина — удивительно, как по-человечески они звучат.

Только на рассвете мы вышли на опушку леса у села Веприк. В нем оказались наши войска! В передовом КП корпуса мы и узнали, что наш полк находится в районе населенного пункта Трилесы, километрах в пятнадцати от Фастова.

В Фастове передали в госпиталь раненых, и около полудня вместе с десантом прибыли в полк.

Нашему неожиданному возвращению обрадовались и друзья, и командование. Оказалось, наш экипаж по истечении этих трех дней уже включили в список безвозвратных потерь.

Так закончился рейд нашей самоходки в тыл врага.

С Василием Васильевичем Ишкиным мы не спали всю ночь, от него я узнал о тяжелых боях в Попельне и как выходили из окружения.

От Киловки до Попельни колонне «татр» с трофеями удалось лесными дорогами добраться без происшествий. Но кольцо окружения вокруг поселка почти замкнулось, наши части вели кровопролитные бои.

— Счетникова и Васю Плаксина, мы, как вернулись в полк, сразу перенесли в госпиталь. Оба они скончались в Попельне на второй день, — рассказывал Василий Васильевич. — Утром одиннадцатого немцы начали подготовку очередного наступления. С восьми до девяти сильно бомбила авиация, потом били реактивные минометы и артиллерия — сотрясало весь поселок, горели дома! Наши все укрылись в щелях, окопах, машинах, блиндажах, только у стереотруб, перископов и прицелов дежурили офицеры и наводчики. В десять, как всегда точно, за огневым валом артиллерии, одновременно с трех сторон, несколькими эшелонами пошли в атаку танки с пехотой. Это была бронированная лавина! А в полку, как помнишь, осталось всего двенадцать самоходок да танк комполка. Когда они подошли метров на восемьсот, экипажи открыли огонь. Начался неравный бой. Долбим их по лобовой броне, вспыхивают разрывы, а им хоть бы что! Идут! Я уже начал было волноваться, но тут Савушкин из своей «пантеры» поджег головной танк! Они сразу задергались, темп наступления снизился. Потом с близкого расстояния сумели поджечь по одному танку Валя Макаров и Поршнев. И фрицы застопорились, вовсе остановили наступление. Но, оказалось, они ждали подхода второго эшелона! И снова пошли напролом! Наши, уже в ближней схватке, успели поджечь по одному танку — я рассмотрел, не промахнулись экипажи Коли Стебляева и комбата Леонтьева. Еще два танка подбили Поливода и Петя Колесников. Но и у нас горели две самоходки — Хлусова и Томина. Экипаж нашей «пантеры» успел спалить трех своих «сестриц», пока немцы поняли, что мы используем их оставленный танк. И тут уж взялись! Сосредоточили по «пантере» огонь не менее десяти танков и таки сожгли ее.

На взвод Фомичева шли пять танков! Экипаж самого Пети бился с тремя «тиграми»: маневрировал, атаковал из-за домов, построек — и поджег два танка буквально в упор! Но потом самоходка загорелась, Фомичева тяжело ранило. Ну, ты его видел, мне комбат рассказал, как на тебя вышел, когда Петра в госпиталь вез.

Мы бы еще дрались, хотя положение сложилось очень тяжелое, но из северной части поселка, не выдержав давления, начали отступать бригадовцы. Они оказались еще в худшем положении, чем полк. Да и танки у них английские, со слабой броневой защитой и 40-мм пушками, не могли они противостоять «пантерам» и «тиграм». Тогда комбриг приказал отступить и нашему полку.

Когда оставляли Попельню, прорываясь к Северцам, в центре поселка еще слышался танковый бой, но Мельников почему-то не принял никаких мер по деблокированию. Лишь на второй день от партизан мы узнали, что в полном окружении, в одиночестве билась с танками наша самоходка. Когда машина сгорела, людям — все были ранены, истекали кровью — удалось перебраться в погреб сгоревшего дома, оттуда отбивались от наседающих немцев автоматами и гранатами. На предложение сдаться ответили стрельбой. В общем, героически погибли. Все. Выяснилось, что это был экипаж Коли Стебляева.

К ночи того дня, когда вырвались из Попельни, заняли Северцы. Утром 12 ноября выбили немцев со станции Кожанка, там, на станции, и получили по радио приказ комкора на выход из окружения. Остановились в районе сахарного завода, надо было подготовиться к прорыву.

Немцы уплотнили кольцо окружения, и первые две попытки прорваться не удались, потеряли на этом два танка и самоходку. Положение стало критическим. Комбриг Луппов установил связь с партизанским отрядом Шамиля Мугакова и одновременно подготовил донесение командиру корпуса с просьбой оказать помощь авиацией. Но как доставить донесение?! Выделили самоходку Васи Русакова, за старшего поехал помначштаба Степанов. Они не только доставили донесение, еще и два танка сожгли, когда прорывались через порядки немцев. Так что в третий раз бросок поддерживал полк штурмовиков Ил-2, бились и партизаны. Прорвались мы почти без потерь. — Василий Васильевич замолчал, опустил голову, я видел, что-то его мучает, и он заговорил: — Ты, Вася, не думай, я за тебя все время переживал: как вы там, вдвоем, в тылу у немцев... Никто не знает, как я ругал себя, что не оставил вам ни одного автоматчика!