от внимания других, — но эта надежда была, конечно же, нелепа. После стольких лет не осталось даже самих развалин.

«Ионково сказал мне прийти сюда. Почему?»

Возможно, приспешник Черных всего лишь хотел посмеяться над Маркусом.

«Нет, на него это не похоже. Он явно желал, чтобы я что–то здесь обнаружил. Но что?»

— Так какого же черта я здесь делаю? — пробормотал Маркус.

— Сэр?

Он потряс головой и обернулся к Эйзену, смутившись, что ненароком заговорил вслух.

— Так, ничего. Мне казалось, здесь могли остаться какие–нибудь следы. Глупо, что еще скажешь.

— Мне очень жаль, сэр. Вам, верно, нелегко.

Маркус повернулся, окинул взглядом соседние дома.

— И местные вряд ли что–нибудь помнят о том пожаре…

«Зачем же тогда я здесь, зачем?»

Отчаянно хотелось вернуться в камеру и кулаками вбить ухмылку Ионково тому в глотку. «Ему что–то известно, но, кроме загадок, я от него ничего не дождусь».

— Сэр, вы ищете сведения о том пожаре?

— Да, наверное. — Маркус пожал плечами, пав духом из–за неудачи. — Вот только сомневаюсь, что можно хоть что–нибудь найти.

— Гм, — сказал Эйзен. — Есть у меня одна мысль, сэр.

* * *

«Скрипач» занимал достойное место на углу Четвертого проспекта и улицы Святого Дромина. Не таверна или кабак, но настоящий трактир старого образца; не столько питейное заведение, сколько своего рода клуб для респектабельных местных жителей. Старинное кирпичное здание носило следы многочисленных ремонтов, и его ветхие стены тут и там увивали побеги плюща. Входная дверь была распахнута настежь, но Эйзен, шедший первым, задержался у порога и здоровой рукой указал на стену:

— Видите, сэр?

Маркус вгляделся пристальнее. Небольшая, сильно потертая бронзовая табличка гласила: «Штаб–квартира 17‑й Его Величества волонтерской пожарной части. Осн. в 1130 г. Милости Господней».

— Мой дядя служил в двадцать четвертой роте, — сказал Эйзен, — дальше, за Дном. Он всегда говорил, что пошел в пожарные главным образом для того, чтобы спокойно проводить вечера подальше от своего семейства. В наши дни пожары к северу от реки случаются куда реже. Так вот, дядя рассказывал, что в каждой пожарной части непременно есть какой–нибудь старикан, который прослужил на своем месте добрых полсотни лет и в два счета поведает все о любом пожаре, потушенном в его смену.

— Стоит попробовать, — согласился Маркус, хотя в глубине души полагал, что хвататься за такую соломинку — дело безнадежное. — Идем, поищем местных пожарных.

Вслед за Эйзеном он вошел в общую залу, что была совсем не похожа на привычные Маркусу хандарайские харчевни: большие устойчивые столы, натертые до ослепительного блеска, на полу вместо досок и опилок настоящий добротный ковер. При виде ковра Маркус запнулся, попятился с некоторым смущением и поспешил воспользоваться поставленной у входа скребницей.

Была середина дня, и лишь немногие столы оказались заняты посетителями — в основном тесными группками стариков; они выглядели так, словно никогда не покидали этого заведения. Эйзен направился к обширной покрытой рубцами стойке из дерева, потемневшего от мастики и полировочной пасты, и обменялся несколькими словами с почтенным господином в очках, что обретался по ту сторону стойки. К Маркусу шестовой вернулся, расплывшись в улыбке.

— Нам повезло, сэр! Он точно знал, с кем нам нужно потолковать. Идемте.

Они прошли в другую, смежную с общей, залу, где вдоль стен протянулись книжные полки с разрозненными растрепанными томами. Здесь посетителей было всего трое — они разместились за круглым столом, явно слишком просторным для такой скромной компании. Еще одна табличка сообщала, что стол зарезервирован для семнадцатой пожарной части.

Двое из сидевших за столом были младше Маркуса, лет по двадцать с небольшим, зато третий почти идеально соответствовал описанию, данному Эйзеном. Он согнулся над высоким бокалом, склонив голову, словно шее не под силу было поддерживать ее тяжесть, пальцы, обхватившие бокал, были тощие, как спички, и покрыты бурыми пятнами. Лысая макушка его возвышалась над венчиком снежно–белых волос, точно одинокая гора над полосой леса. Когда Маркус остановился у стола и кашлянул, старик поднял голову, и стало видно, что в его темных, глубоко запавших глазах светится живой ум.

— Вы из семнадцатой пожарной части? — борясь с неловкостью, спросил Маркус.

Старик поджал губы, но ничего не ответил. Один из молодых парней поднялся, окинул взглядом мундир Маркуса и почтительно кивнул.

— Да, только мы сейчас не на дежурстве, — сказал он. — Что–нибудь случилось?

— Я здесь по личному делу, — пояснил Маркус. — По правде говоря, я надеялся узнать что–либо об одном… случае. О том, что произошло много лет назад.

Парень глянул на старика. Тот перехватил взгляд Маркуса и не стал отводить глаз. Голос у него оказался неожиданно низкий и сильный, словно прожитые годы лишь отшлифовали его звучание.

— Так вы, стало быть, новый капитан жандармерии? Д’Ивуар?

Маркус кивнул. Молодые пожарные переглянулись — они явно не определили его чин.

— Я все гадал, заглянете ли вы сюда, — проговорил старик. — Присядьте, чего уж там.

— Шестовой Эйзен, — сказал Маркус, — не будешь ли ты так любезен угостить этих господ выпивкой?

— Само собой, сэр.

Эйзен протянул руку, и оба парня, еще разок оглянувшись на капитана, последовали за ним. Маркус отодвинул громоздкое кресло и опустился в него, вызвав протестующий скрип престарелой кожаной обивки.

— Маркус Д’Ивуар, — представился он.

— Хэнк, — отозвался старик. — Или Генри, ежели но полной форме. Генри Мэтью.

— Вы сказали, что ждали моего появления.

— Приходило в голову, — пожал плечами старик. — Видел ваше имя в газетах, вот и прикинул, что вы захотите посетить эти места. Давненько же вас тут не было.

— Я был далеко отсюда, — сказал Маркус. В Хандаре.

Хэнк понимающе кивнул.

— И возвращаться вам, по сути, было некуда. Ужасная история.

— Вы там были?

— Ну да. В те годы я был еще в строю. А теперь сижу здесь, позволяю юнцам угощать меня выпивкой и рассказываю всякие байки. — Он постучал пальцем по наполовину опустевшему бокалу и одарил Маркуса морщинистой ухмылкой. — Неплохая жизнь, между нами говоря. Но да, я там был.

— И что произошло?

— А вам разве не сказали?

Почти ничего. Сообщили только, что это был несчастный случай и что никто… не успел выбраться. — Голос Маркуса дрогнул, сорвался, и он с трудом сглотнул, злясь, что не может держать себя в руках.

Хэнк доброжелательно вгляделся в него.

— Хотите выпить?

— Нет, спасибо. Просто расскажите, что произошло.

— Что ж… Говорить о таком непросто. Когда дом загорается, кто–нибудь это