Но в последний раз… эта холодная жестокость… Господи! Как она ненавидела его за это! На следующий день девушка сбежала из дома и попыталась развеять гнев и ярость в бешеной скачке. Она и в самом деле почувствовала себя немного лучше, когда, возвращаясь, встретила Корана и предложила подвезти. Даже сейчас при воспоминании об этом на лице Бренны появилась улыбка.

Раб хмуро покачал головой, почти со страхом взирая на лошадь.

— Я и пешком дойду, госпожа Бренна, — объявил он.

— Но что ты делаешь здесь, в поле? — спросила девушка, спрыгнув на землю и шагая рядом.

— Эвери и меня послали разыскать заблудившуюся корову.

— Нашли?

— Да. Эвери отогнал ее на пастбище.

— Ну же. Коран, не бойся, — уговаривала Бренна. — Не могу видеть, что ты бредешь в гору, когда до дома так далеко.

— Нет, — снова отказался раб, и Бренна наконец поняла, в чем дело.

— Ты никогда не ездил верхом?

Коран покачал головой и опустил глаза. Он был всего на год-другой старше Бренны. Высокий тощий юноша с приятным лицом, он никогда не жаловался на подневольное положение, и, поскольку Бренне нравился Коран, она не могла не посмеяться над такой нерешительностью.

— Пора бы и научиться. Коран! А теперь садись, не то я подумаю, что ты не хочешь побыть со мной!

Наконец Коран, глуповато улыбнувшись, кивнул, и Бренна помогла ему забраться в седло. Она уже давно не чувствовала себя такой веселой и беззаботной и с лукавым блеском в серых глаза пришпорила лошадь. Та рванулась вперед. Коран уцепился за Бренну, бормоча молитвы, но девушка только смеялась и подгоняла коня, заставляя Корана в ужасе сжимать руки. Она не видела всадника, стоявшего на вершине холма и наблюдавшего за ее проделками. Но для Бренны самым главным сейчас было то, что на душе стало немного легче, пусть и ненадолго. Однако хорошее настроение мгновенно сменилось тоской и гневом при виде рассерженного лица Гаррика, а поняв, что тот не собирается извиняться за свою жестокость, девушка обозлилась еще больше.

Бренна грустно вздохнула. Вот уже два долгих месяца он не обращал на нее внимания. А потом начал неделями пропадать на охоте. Когда оставался дома, то возвращался очень поздно. Бренна часто гадала, уж не с Мерной ли Гаррик проводит время. Или навещает Джейни с Модьей? А может, рабынь отца… даже Корделлу — по-видимому, и та нравилась ему больше!

В такие минуты Бренна металась по комнате, доводя себя до потери рассудка. Она уверяла себя, что имеет полное право расстраиваться. Вместо того чтобы мирно заснуть, приходится ждать возвращения хозяина!

Как-то, когда Гаррик в третий раз появился почти под утро, Бренна назло ему отправилась спать. Совершенно пьяный и злой, он ввалился в ее комнату и, несмотря на то, что котел с ужином подогревался на угольях, заставил прислуживать себе.

Он вел себя так повелительно-холодно, что девушка не решилась протестовать, хотя и была разъярена, чтобы испугаться. Она молча наполнила деревянную миску дымящимся супом и уронила на стол, расплескав на колени викинга половину содержимого. Несомненно, Гаррик обжегся, но не выказал недовольства, что значительно охладило запал девушки. Он велел ей уходить, и она поспешно побежала к себе. Назавтра о случившемся не было сказано ни слова.

Бренна вскинулась, услышав громкий стук в дверь. Сердце тревожно забилось, поскольку только Гаррик мог так стучать. Он, конечно, удивился, найдя дверь запертой. Но с тех пор, как она, пойдя по воду, обнаружила на крыльце убитого кем-то бродячего пса, все засовы тщательно задвигались. Увидев трупик, Ярмилла побледнела, но ничего не объяснила, оставив Бренну гадать, кому пришло в голову сделать такое.

Она широко распахнула дверь, уже собираясь объяснить Гаррику, почему все заперто, но на пороге стоял Ансельм, в тяжелой меховой куртке, отчего он казался в два раза шире и толще.

На мгновение девушка застыла, и в ее серых глазах блеснула жгучая ярость.

Не задумываясь, Бренна метнулась к столу и схватила длинный нож, которым разделывала кролика.

Ослепленная яростью, она, забыв о всякой осторожности, ринулась в атаку. Но Ансельм, мгновенно оказавшись за спиной, стиснул ее запястье, а другой рукой принялся разжимать пальцы, пока нож не выпал. Сильный удар отбросил Бренну к очагу, так что она сшибла стул и почти потеряла сознание.

Она с трудом поднялась, тяжело дыша, наблюдая, как Ансельм поднимает нож. Поискав нет ли еще на кухне какого-либо оружия, он закрыл дверь и повернулся к девушке. Глаза их встретились, светло-голубые и серые, как грозовые тучи. Казалось, прошли часы, прежде чем Ансельм снова шевельнулся, спокойно подошел к столу и, выдвинув длинную скамью, сел.

— Я не желаю тебе зла, девушка, — ворчливо объяснил он и, откашлявшись, продолжал, уже более мягко:

— Ты опять не понимаешь меня? Неужели еще не обучилась нашему языку?

Бренна даже глазом не моргнула и не подумала двинуться с места, настороженно глядя на Ансельма. Что привело его сюда, ведь Гаррика нет дома?!

Ансельм повертел в руках нож и, нагнув голову, принялся рассматривать блестящее лезвие.

— Конечно, я понимаю твои чувства, — почти прошептал он. — Мне не за что ожидать от тебя доброты.

Бренна нахмурилась. О чем он?

Пришлось напрячь слух, чтобы понять речь Ансельма.

— Должно быть, мне не следовало приходить. Прошло слишком мало времени, и ты не успела забыть, что я сделал и почему. Я ненавидел твой народ, девочка, за то, как они поступили с моим сыном. Ты поймешь меня, когда родишь собственного ребенка. Гаррик смог простить им, потому что научился у матери состраданию, но я… я не умею прощать. Мы гордые и мстительные люди, хотя я был не прав, когда задумал разрушить твой дом. Ведь ни ты, ни твоя семья ни в чем не виноваты. Это северные кельты захватили в плен Гаррика и держали в грязном подземелье почти год. Его, семнадцатилетнего мальчишку, морили голодом, давали мерзкое варево, которое и бродячая собака-то есть бы не стала, пытали ради забавы и не убили только потому, что хотели использовать его против других викингов, если снова случится набег. Когда Гаррику удалось сбежать и вернуться домой, от него оставалась лишь тень. Прошло не меньше года, прежде чем к нему вернулись силы, а раны зажили.

Ансельм наконец поднял на Бренну печальные голубые глаза, — Знаю, ты не понимаешь, о чем я говорю, девочка. Ты слышишь меня, но смысл слов остается для тебя загадкой. Может, это и к лучшему, — вздохнул он. — Ты мне нравишься. Я восхищаюсь силой твоего духа и жалею, что лишил тебя дома и родины. Правда, ты никогда не узнаешь этого, поскольку я мужчина, обладающий такой же глупой гордостью, как и остальные. Но по крайней мере стоит попытаться все объяснить, в надежде, что когда-нибудь твоя ненависть ко мне умрет.

Бренну так и подмывало заговорить с Ансельмом на его родном языке, дать знать, что она понимает каждое слово. Какое наслаждение — унизить этого высокомерного викинга… но ей не хотелось выдавать единственный секрет, который может помочь, если она надумает сбежать. Кроме того, она с ужасом узнала о том, что пришлось вытерпеть Гаррику в плену, и поняла, почему Ансельм так одержим жаждой мести, хотя и не могла простить ему гибель родных, разрушение дома и собственную страшную судьбу. В конце концов, Гаррик очутился в подземелье только за то, что совершил набег. Правда, его могли бы и убить сразу, а не пытать и мучить ради забавы.