Маркс расхохотался.

— Вы его сразили смехом. Это острое оружие. Говорят, после этого диспута Бакунин надолго потерял равновесие.

Маркс надорвал конверт, вынул письмо.

Лиза украдкой разглядывала кабинет. На стене висел гобелен, изображающий бушующее море. В углу виднелся мраморный бюст какого-то античного героя. На камине лежали сигары, стояли фотографии, видимо, близких людей. Но что больше всего поражало в этой комнате — это книги. Здесь было царство книг. Книги, рукописи, журналы, газеты лежали всюду. Не только на полках, но и сверху на шкафах, на рабочем столе, еще на двух столиках, стоявших в комнате, на стульях и даже на полу. Лизе казалось, что они разбросаны как-то без особого порядка.

Она заметила на письменном столе раскрытую книгу. О, она узнала ее сразу! Это был томик стихов Гейне. Лиза обрадовалась, как будто встретила старого друга. Так, оказывается, и Маркс увлекается стихами!

Маркс перехватил взгляд Лизы.

— Я вижу, вы любите Гейне!

— Да, особенно «Зимнюю сказку» и «Силезских ткачей».

Маркс погрустнел.

— Он умер ужасной смертью. Восемь лет он лежал больным, не мог двигаться, шевелиться. Но не терял бодрости. «Силезских ткачей» он писал после восстания ткачей. Он принес нам только что написанные строки и читал. Генрих был большим другом нашей семьи. Это великий поэт. Про него можно сказать словами Пушкина:

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа…

Пушкинские строки Маркс произнес по-русски.

— Мы будем с вами говорить по-русски. Я изучаю русский язык. Меня можно понять?

— Вполне, — говорит Лиза, улыбаясь.

Маркс подошел к книжному шкафу.

— Я недавно завел в своем шкафу новую полку. Вот посмотрите — только русские издания.

«Лиза подходит к шкафу и видит тома Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Добролюбова, Герцена, Тургенева, Чернышевского.

— Как здесь много книг! Вашей библиотеке позавидует любой русский.

— Это мне присылали русские друзья. Ваш язык не легкий. Он ведь сильно отличается от германских и романских языков. Но результат стоит усилий. Я могу в подлиннике прочесть ваших великих писателей и вашего Чернышевского. Это замечательный мыслитель.

Его произведения поражают силой и глубиной мысли. Его политическая смерть — большая потеря не только для России, но и для всего мира.

Маркс снимает с полки книгу Флеровского «Положение рабочего класса в России», о которой он писал Русской секции.

— Я достал ее с большим трудом, — говорит он. — Это первая книга, которая рассказывает правду об экономическом состоянии России, беспощадную и жестокую правду. Этот человек, видно, сам всюду побывал и наблюдал все лично. Он жгуче ненавидит помещиков, капиталистов и чиновников.

Маркс показывает «Лизе абзац о том, что в России рабочий день длится более четырнадцати часов и даже дети на многих фабриках работают по шестнадцать часов.

— «Ярославский статистический комитет нашел образцовым положение рабочих на фабриках, где мужчины, женщины и дети работали по четырнадцать с половиной часов в сутки и жили в казармах!» — Читает Маркс по-русски. — При этом заработная плата такова, что не хватает денег даже на продукты питания. А промышленные товары рабочий может купить в год на сумму от одиннадцати до четырнадцати копеек. Это же крайне низкий уровень! По подсчетам Флеровского, праздничное платье женщина из рабочей семьи может сшить раз в двадцать лет! — с возмущением говорит Маркс.

Лиза берет в руки книгу Флеровского. Она вся испещрена пометками Маркса. Подчеркивания с левой и с правой стороны то волнистой линией, то прямой. Восклицательные и вопросительные знаки, надписи на русском, немецком, французском языках.

— Мы тоже в Русской секции изучали книгу Флеровского, — говорит Лиза. — Василий Васильевич Верви — такова его настоящая фамилия — очень серьезный публицист. Он долго и кропотливо собирал статистические данные. И сам видел жизнь. Он ведь неоднократно подвергался арестам и ссылкам. Жил в Сибири, на окраинах России. Русская действительность очень тяжела.

Лиза уже совсем оправилась от смущения. С каждой минутой она проникалась все большей симпатией к Марксу. Этот непринужденный тон разговора. И то, что Маркс любит стихи. И как он старательно выговаривал каждое русское слово, не стесняясь переспрашивать Лизу. Все было так по-человечески тепло и просто. И Лизе казалось, что они знакомы много лет.

Лиза рассказала Марксу про поездку Бартеневой в Россию и о ее впечатлениях. Про стачку на Невской бумагопрядильной фабрике.

— А русские крестьяне? Как они живут? — говорит Лиза, и перед глазами у нее возникает как будто давно забытая и все же никогда не забываемая картина, призрак далекого детства: на коленях плачущая мать и мужики с вилами и топорами…

— Здесь я могу многое вам рассказать, — вздохнув, продолжает Лиза.

Она обрисовывает крестьянскую жизнь так ярко, с такими подробностями, что Маркс спрашивает:

— Вы, наверно, видели все это своими глазами?

Потом они говорят о том, как нужно построить пропаганду в России, о работе Русской секции, о международном рабочем движении.

— Я убежден, что именно в России неизбежна и близка грандиознейшая социальная революция, — говорит Маркс. — Так что работы у вашей секции очень много. Главное — тесная связь с родиной. Там заметно брожение, поднимаются новые силы, которые хотят осмыслить все происходящее.

Они помолчали.

— А знаете, — сказала Лиза, — ваш «Капитал» перевернул многое в сознании русских революционеров.

Маркс улыбнулся.

— Когда в тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году вышел мой «Капитал», я вскоре получил предложение из России о его переводе и издании. Это было для меня неожиданностью и огромной радостью. И это показательно. Россия будет первой страной, переиздавшей «Капитал». «Капитал», — он задумался, — это дело всей моей жизни. В основе его большой фактический материал.

Маркс подходит к шкафам, к столу, достает то одну, то другую книгу, показывает Лизе журналы, выписки из газет. Он находит все безошибочно и быстро, и Лиза убеждается, что тот беспорядок в книгах, который показался ей сначала, на самом деле для хозяина является строгим порядком.

— Работа над «Капиталом» еще не закончена. Но и то, что сделано, могло быть осуществлено только благодаря жертвам со стороны моей дорогой семьи и моих лучших друзей. Я познакомлю вас с Фридрихом Энгельсом. Это замечательный человек, — говорит Маркс.

— Конечно, можно было бы жить безбедно. Адвокатская карьера могла давать средства к существованию. Но я всегда говорю себе: надо быть скотом, чтобы повернуться спиной к мукам человечества и заботиться о своей собственной шкуре. Вы ведь тоже в Русской секции живете по тем же принципам, что и я. Мне говорили,