— Вы знаете, по странной иронии судьбы у меня возникло хобби, удивительным образом пересекающееся с вашей областью исследований!

Березняков снова нацепил на чуть приплюснутый нос очки и с интересом посмотрел на нашего героя, вновь став похожим на «поросенка, который умел играть в шахматы». Хлопнув — уже без тоста — еще полстакана, он заговорил в столь несоответствовавшей его внешнему виду развязной манере:

— Это каким же образом? Вы что, тоже начали читать лекции о перестройке как неизбежном этапе дальнейшей трансформации социализма? Или решили жениться на ненормальной?

— Нет, нет! — поспешил откреститься от подобных подозрений Лейтенант. — Просто у меня малярия, и в бреду я путешествовал не куда-нибудь, а в Древний Рим! В эпоху раннего христианства — ту, в которой вы ищете способ идеологического покорения мира!

— Гм, — глумливо ухмыльнулся подполковник, — и часто вас, юноша, посещают подобные видения? К психиатру не пробовали обращаться?

Лейтенант проигнорировал эти слова и коротко описал свои гладиаторские бои и встречу с самим Нероном.

— Серьезно? — уже с интересом переспросил «поросенок» Березняков. — Неро Клаудиус Цезарь Друзус Германикус? Тот еще персонаж! Недаром он попал в Книгу Апокалипсиса под именем Зверя! Последний потомок Цезаря, был любовником своей собственной матери… Предал ее казни, когда та попробовала выговаривать ему по поводу любовницы Поппеи… Затем казнил и супругу Октавию, чтобы жениться на все той же Поппее… Бисексуал… Впрочем, они тогда почти все таковыми были: у греков-развратников научились… Мнил себя великим актером и не менее великим поэтом… Хотя, на самом деле, некоторые его вирши были весьма неплохими… И как же он выглядел в вашем кошмаре?

— Среднего роста, полный, рыжеватые волосы, серые глаза… Очень, я бы сказал, неласковые…

— Ну да, в общем и целом совпадает с историческими описаниями! — подтвердил Березняков. — Вы, видно, тоже почитывали кое-что о той эпохе?

— Да, да! — рассеянно ответил Лейтенант, пытаясь вспомнить еще одну деталь рожденного малярией образа. — А, вот что! От него не очень приятно пахло! Потом и почему-то сырым луком!

Тут Березняков оставил свою ироничную ухмылку, которая не покидала его лица на протяжении всего рассказа Лейтенанта, предложил:

— А ну-ка, давайте выйдем!

Вышли они в ту спальню, где ранее жил сам Лейтенант. Со времени его переезда комната претерпела некоторые изменения. Так, паркет со страшным темным пятном посередине окончательно вспух и рассыпался. Теперь вместо него была лишь груда досок.

— Это мы неделю назад по пьяному делу балкон забыли закрыть! — объяснил потомок важного политического генерала, равнодушно взглянув на это безобразие. — И в ту же ночь ливень врезал! Ну вода и натекла… Ничего, зато теперь пятна не будет видно! Но я отвлекся! Расскажите мне поподробнее о запахе лука и, самое главное, где вы могли о нем прочитать?

Лейтенант перечислил те пару-тройку книг о пригрезившейся ему эпохе, которые могли попасть в руки любого среднестатистического гражданина: трилогия Фейхтвангера об Иосифе Флавии, «Спартак» и… и, пожалуй, все…

— И все? — не поверил ему Березняков. — Не может быть! Вы же в подробностях описали даже украшения на оружии ваших оппонентов-гладиаторов! И детали конструкции Циркуса Максимуса!

— Мало ли что может привидеться в малярийном бреду! — попробовал найти разумное объяснение этому действительно непонятному феномену Лейтенант.

— Ну да, конечно, — продолжал с подозрением смотреть на него подполковник с необычным для советского офицера кругозором, — возможно, где-то что-то слышали, а внимания не обратили!

— Ага! — обрадовался наш герой. — А подсознание-то потом и выдало!

— Постарайтесь-ка вспомнить, а откуда вы могли услышать о том, что Нерон все время ел сырой лук, чтобы улучшить свой голос? Об этом знает далеко не каждый историк! Я уж и не говорю о среднем советском гражданине! У нас и библиотек-то в стране найдется две-три, где такие книги можно достать! И надо сказать, далеко не все они на русском! Плюс доступ к ним тоже так просто не получишь — только если ты научный работник и если твоя тема как-то пересекается с этим предметом! Итак, откуда вы знаете обо всех этих милых, но малоизвестных мелочах, касающихся тирана-императора, давшего дуба две тысячи лет назад?

— Понятия не имею! — искренне признался Лейтенант, разводя руками.

Тут он вспомнил о пораненных стрелой пальцах и счел нужным поведать еще и об этой загадочной истории. Березняков жадно ловил каждое его слово. Казалось, следы недавней пьянки полностью испарились из его организма. Наконец он завистливо вздохнул:

— Эх, мне бы такую малярию! С таким-то бредом я бы целый роман настрочил! А то мне все снится XXXXХ съезд КПСС! Как будто все в белом, на какой-то горе, и очень красиво «Интернационал» поют! Как в церкви! И вступительная речь, милый мой, не на русском и не английском, а, заметьте, на латыни! А речь знаете кто произносит? Я! И на горе мой портрет! Громадный! А над горой летают белокрылые херувимы с лицами классиков марксизма-ленинизма и все время матерятся!

— Тоже на латыни? — удивился Лейтенант.

— Да нет, по-русски!

— Мой кошмар не такой жуткий! — честно признался Лейтенант, представив себе описанную сцену.

Уже направляясь к выходу из роковой комнаты, Березняков вдруг остановился и, хлопнув себя по лбу ладонью, ухмыльнулся:

— Говорили, обсуждали, а самое-то главное не спросил! Про баб-то забыли! Женский, так сказать, вопрос! Как в вашем кошмаре выглядела императрица Поппея? Та, ради которой Нерон казнил свою мать и первую жену Октавию? Которую он потом приревновал к загадочному любовнику и убил нечаянным ударом кулака? Что в ней было особенного?

Лейтенант задумался, пробуя разобраться в рожденных бредом воспоминаниях.

— Блондинка с карими глазами…

— Редкое сочетание! — хмыкнул Березняков. — Бред — он и есть бред, ничего не скажешь!

— Очень красивая! Какая-то очень белая, почти алебастровая кожа. Впрочем, не болезненно белая, а наоборот! Даже не знаю, как объяснить! Как будто ожила прекрасная мраморная статуя! Рост я не разглядел: в моем кошмаре она сидела. На самом деле она не произнесла ни слова! Говорил преимущественно Нерон: что-то высокопарно-неумное, о том, как я старался порадовать его своим мастерством. Глупость какая! Никого я не радовал, просто свою жизнь спасал! Так вот, Поппея не сказала ни единого слова, я даже не уверен, что она хоть раз посмотрела мне в глаза…

— Странно, — буркнул Березняков, — в то время для знатных дам было модным оказывать знаки внимания гладиаторам. Впрочем, чего это я… Ведь это кошмар! Да и волосы у Поппеи были, как пишут некоторые источники, светло-рыжими!

— Вам виднее… Надо сказать, что хоть никакого общения с императрицей — если это действительно была она — у меня не состоялось, впечатление все равно осталось такое, как будто произошел какой-то беззвучный разговор… И вот еще!