помещались. Сашок поднял голову, встретился с внимательным взглядом шофера: тот что-то заподозрил. Сашок перестал таскать деньги из бумажника — не потому, что испугался шофера, он боялся сейчас только дьявола, но стало неловко. Вот человек весь день за баранкой, работает, а ты из чужого бумажника что хочешь вынимаешь. Несправедливо.

Шофер ничего не спросил, а когда Сашок запихал пачку денег в карман и немного успокоился, он сказал мрачно:

— Свиблово. Здесь куда?

— Сойду, — сказал Сашок. — Дальше пешком пойду.

Он вынул две десятки, протянул шоферу, чтобы как-то разделить с человеком везение, но шофер одну десятку вернул и сказал осуждающе:

— Мне хватит.

Сашок пошел по улице, уже смеркалось, кое-где зажглись огни, в кармане была толстая пачка денег, давила на грудь. Сашок подумал, что надо будет пересчитать, а потом засмеялся вслух, потому что считать теперь не надо было — сколько хочешь, столько и бери. И тут же испугался.

Потому что понял: расписки дьявол еще мог бы ему оставить. В крайнем случае новые напишут. А вот нескончаемая десятка — это наверняка вещь поценнее. Если у них там так командировочные выдают, то и отчет могут потребовать. За бумажником дьявол будет охотиться беспощадно.

Встала другая проблема. Вроде бы хорошо, что бумажник оказался с таким секретом. Теперь можно прийти в милицию, и, если они там сочтут Сашка сумасшедшим, а расписку шуткой, он протянет им бумажник и скажет: «А как вы на это смотрите, дорогие товарищи? Правильно?» — о? Спросит его милиция: «Неужели вы, Александр Иванович, сами немножко не попользовались?» И придется отдать пачку. А милиция все равно не поверит — такие они люди. И поедут к нему домой шуровать и, может, еще задержат до выяснения обстоятельств. И будет он сидеть в камере, а уж в камеру дьявол обязательно заберется. Нет, придется от милиции отказаться.

Если за домом Невской Тамары Михайловны нет наблюдения, то сейчас верну ей расписку и тут же на вокзал или на аэродром. И в Омск. А там никакой дьявол не найдет.

Перед домом Тамары он стоял довольно долго, наблюдал, как входят в подъезд люди, как играют дети на свежем воздухе. Ничего подозрительного.

«Ладно, была не была!» — сказал Сашок и вошел в подъезд.

Третий этаж. На площадку выходило четыре двери. Три двери обиты пластиком, с кнопками и «глазками». Одна деревянная, без излишеств. На ней номер 12.

«Значит, ты, Тамара Михайловна, человек небогатый, — подумал Сашок. — Очко в твою пользу».

Он позвонил. За дверью послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась.

На Сашка глядела знакомая.

Он в первое мгновение не сообразил, откуда он знает Тамару Михайловну. Может, на юге общался. Или по работе. Но во второе мгновение Сашок понял: случилось невероятное совпадение. Эту ясноглазую женщину он видел сегодня днем. В телефоне-автомате. И даже дал ей две копейки. И даже пожалел, что уезжает и никогда ее больше не встретит. Но встретил.

И Тамара его узнала.

— Вы? — спросила она. — Вы меня искали?

Сашок страшно смутился. Он понял: Тамара имеет в виду долг. Решила, что он из-за двух копеек ее искал.

— Да вы что! — почти закричал он. — Я случайно. Я сам удивился. У меня к вам совсем другое дело.

Вдруг в глазах Тамары возник испуг. Глаза у нее были такие, что любое чувство в них отражалось тут же, будто написанное большими буквами.

— Что? Что случилось? — спросила она. — Что-нибудь с Мариночкой?

— Да не с Мариночкой, — сказал Сашок. — У меня к вам дело.

Испуг улетучился из глаз, но возникло любопытство. И осторожность.

— Не бойтесь, — сказал Сашок. — Все в норме.

— Так чего же вы стоите? — удивилась Тамара. — Вы заходите.

— Правильно, — сказал Сашок. — Мне на лестнице стоять не стоит. Он в любой момент может появиться.

— У вас неприятности? — спросила Тамара.

Она впустила Сашка, закрыла дверь. Они стояли совсем рядом, прихожая типовая, и Сашок подумал: «Какие пышные волосы. И цвет красивый, пепельный».

— Они натуральные? — спросил Сашок. Вернее, язык сам спросил — он о таком вопросе даже и не думал.

— Кто?

Тамара подняла глаза — она была на полголовы ниже. И ресницы длинные.

— Волосы натуральные или красите?

От глупости собственного вопроса Сашок покраснел, хотя вообще-то его смутить нелегко.

— Натуральные, — сказала Тамара и засмеялась.

Ей вопрос показался не глупым, а смешным.

— Красивые, — сказал Сашок.

— Вы на кухню проходите, — сказала Тамара. — В комнате не убрано.

Квартира была скромная, но чистенькая. Не надо было большого ума, чтобы догадаться: здесь живет мать-одиночка. Мужским духом даже не пахло.

На кухне тоже было чисто. Сашок не знал, как начать. Как с такой женщиной говорить о дьяволе. Но Тамара ждала.

— Я от товарища Д., — сказал Сашок. — С распиской.

— Ой, — сказала Тамара и ухватилась за стену. — Неужели он передумал?

— Никто не передумал, — сказал Сашок. — Ничего страшного. Все в порядке. У меня ваша расписка. В ней написано, что вы этому, простите, мерзавцу продали свою душу. А я нашел. Случайно. И думаю — надо помочь человеку. Вот ваша расписка. Берите, рвите, жгите, и дело с концом. Вы свободны.

Тамара глядела на Сашка, широко открыв ясные зеленые глаза, смотрела с таким тихим ужасом, что Сашок оторопел.

— Что? — спросил Сашок. — Чем он вас держит?

— Мариночка, — сказала Тамара. — Мариночка моя, девочка…

— Что с ней?

— Она могла погибнуть, — сказала Тамара. Глаза ее наполнились слезами, но слезы не падали, висели на длинных ресницах. И была она так мила и беззащитна, что Сашок еле удержался, чтобы не обнять молодую женщину, не утешить ее по-мужски.

— Нет, — сказала Тамара. — Я умоляю вас, не возвращайте мне эту записку. Я не могу! Мой ребенок погибнет. Моя душа — ничто по сравнению с тем, что может случиться. Пожалуйста, верните ее товарищу Д. Пожалуйста, не губите моего ребенка.

— Ну вот, — сказал Сашок. — Я же хотел как лучше.

— Я понимаю, я не сержусь, только, пожалуйста… Поймите, я растила Мариночку без отца, я вкладывала в нее все, что могла. И когда случилось это и я поняла, что ребенок погибнет, я пошла на все — я готова была вырвать из своей груди сердце, только чтобы спасти ребенка.

Тут слезы сорвались с ее глаз и застучали об пол.

— Я понимаю, — сказал Сашок. — Ради жизни ребенка на что не пойдешь. Вы простите, я не в курсе, я не знал. А как девочка, выздоровела?

— Пока все в порядке…

И тут раздался звонок в дверь.

Сашок насторожился. Шагнул на кухню — есть ли какое оружие, — свою жизнь он