В домах низших сословий отдельная гостиная появилась значительно позже, чем спальня и кухня: людям, чья жизнь проходила в труде, особое помещение для досуга было ни к чему. В чем состояло назначение гостиной? В том, чтобы принимать гостей и производить на них благоприятное впечатление. Строго говоря, гостиная была лишней комнатой в доме, но само ее наличие указывало на высокий социальный статус хозяина. В отличие от спальни или ванной, гостиная не несла определенных функций, но, несмотря на это, с ней связано множество интересных историй, проливающих свет на состояние общества на том или ином этапе его развития.

С приходом к власти Тюдоров в стране воцаряются мир и процветание, а вместе с ними в кругах аристократов растет потребность в помещениях для приятного времяпрепровождения. В таких величественных особняках елизаветинского периода, как, например, Хардвик-холл, имелось три просторных помещения: парадный зал, длинная галерея и покой для уединения. Каждое из них, по сути дела, служило гостиной.

В парадном зале — комнате с высокими потолками и великолепным интерьером — принимали гостей, устраивали церемонии и балы. Хозяйка дома Бесс Хардвик, графиня Шрусбери, восседала на похожем на трон кресле под балдахином и выслушивала от гостей комплименты. В расположенной рядом огромной длинной галерее, предназначенной для «оздоровительного моциона», приглашенные разминали ноги и любовались фамильными портретами (в Хардвике их было тридцать семь). Вот и Томас Говард[80]«с удовольствием» прохаживался по длинной галерее своего дома, восхищаясь развешанными на стенах портретами «благородных друзей». Эти портреты ежедневно напоминали ему о том, что он человек с большими связями. Но галерея служила и еще одной важной цели: сюда удалялись для конфиденциальной беседы. Это было единственное в елизаветинском доме место, где можно было поговорить, не опасаясь быть подслушанным кем-нибудь из его многочисленных обитателей.

В Хардвике покой для уединения был доступен не для всех. Члены семьи пользовались им для общения с особо близкими гостями или просто для отдыха. Со временем помпезный парадный зал елизаветинского дома ушел в прошлое, а покой для уединения сохранился, в викторианскую эпоху превратившись в большую гостиную.

На примере Хардвик-холла можно наблюдать, как комнаты постепенно начинают приобретать те или иные особенности. Эти метаморфозы набирают силу в XVIII веке: в английском доме появляются музыкальная комната, библиотека и салон. В XIX веке к ним добавляются курительная и бильярдная для джентльменов, «утренняя комната» (небольшая столовая, примыкающая к кухне) для леди и зимний сад для тех и других.

В XX веке общая комната возвращается в типовые дома в виде гостиной-столовой, а в дома свободной планировки — в виде комнаты для отдыха (англ, lounge). Первым свидетельством того, что многоцелевая комната снова вошла в моду, стали так называемые студии, облюбованные для себя нью-йоркской богемой начиная с 1900 года. Идея быстро прижилась в городе. «Дама, желающая снять квартиру, побывала в студии господина художника», — гласил заголовок статьи в журнале «Брикбилдер» за 1912 год. Посетительница решила, что нашла «идеальное место для soiree[81]. Здесь можно и работать, и выставлять картины. Вот бы ей такую же квартиру! Она стала бы устраивать здесь приемы с чаем и музыкой. Не жилье, а мечта! Дама немедленно принялась подыскивать себе студию».

Общей чертой комнат универсального назначения было то, что в них допускались посторонние, поэтому хозяева не жалели сил, чтобы показать свое жилище в наилучшем виде. В эпоху Тюдоров, принимая у себя короля, королеву или других высокопоставленных особ, владельцы дома отводили им лучшие комнаты. Чем дальше вы проникали внутрь дома, тем изысканнее становился интерьер комнат; наиболее пышные внутренние покои могли увидеть только самые важные гости. В более поздние — и более демократичные — времена для приема гостей стали отводить всего одну, в крайнем случае две комнаты, но и тогда их, в ущерб остальным помещениям, старались обставить как можно богаче. Вот почему в тюдоровском доме самым ценным предметом мебели, порой стоившим дороже, чем все остальные вместе взятые, была большая супружеская кровать (в наши дни таковым обычно является диван или обеденный стол).

В правление Тюдоров высшую ступень социальной лестницы занимали лорды (в XVI веке их насчитывалось не более 35). Ниже располагались джентльмены и горожане, а также крестьяне (йомены) и работники. В 1577 году Уильям Харрисон дал определение каждому из этих четырех сословий, описав его роль в обществе. Работники и слуги, например, не имели «ни права голоса, ни влияния». Каждый человек твердо знал свое место в иерархии общества и обставлял жилище в соответствии со своим общественным положением.

Перемены, наступившие в XVII веке, были в первую очередь связаны с подъемом сословия горожан — активно участвуя в развитии мануфактур, торговли, печатного и банковского дела, они начали богатеть. По мере роста благосостояния в них крепло вполне естественное желание обзавестись такими же роскошными, как в домах аристократов, гостиными. Разумеется, они были не первыми, кто стал использовать комнату для приема гостей с целью демонстрации своего материального благополучия: в XVI–XVII веках владельцы Хардвик-холла и других дворцов не жалели средств на создание роскошного, поражающего пышностью интерьера. Но в георгианскую эпоху возникает совершенно новый подход к его оценке: отныне недостаточно вложить в оформление жилья кучу денег — надо еще обладать утонченным вкусом. Роскошь без изысканности — это вульгарность. Хороший вкус не купишь ни за какие деньги, он воспитывается культурой и образованием. «Тот, кто не использует любую возможность, чтобы пополнить багаж знаний и развить вкус, не может считаться подлинным джентльменом», — утверждалось в 1731 году.

Так складывалась новая элита, наделенная чувством стиля, формировавшимся благодаря полученным знаниям, а не нажитому богатству. Начиная с XVIII века именно гостиная становится тем «холстом», на котором запечатлеваются проявления вкуса. «В последнее время нет более модного и почитаемого слова, чем “вкус”», — писала в 1747 году газета «Юниверсал спектейтор».

В XVIII веке наблюдается заметный рост влияния аристократов, владеющих загородными дворцами, на менее состоятельных и знатных, но любознательных граждан, которым они открыли для посещения свои дома. Одним из высоких образцов внутреннего убранства дома слыл, например, Кедлстон-холл в Дербишире. Для строительства особняка Натаниэл Керзон снес в 1765 году принадлежавший его деду дом и даже перенес на другое место целую деревню. Оформить интерьеры он пригласил Роберта Адама[82], тогда еще малоизвестного молодого шотландца, недавно отучившегося в Риме. Адам пришел от Керзона в полный восторг. Еще бы, заказчик «не считался с расходами, тратя до 10 тысяч фунтов в год, обладал добрым нравом и разбирался в искусстве». Адаму предоставили самые широкие полномочия, и он лично спроектировал каждую деталь, от лепных потолков до дверных ручек, превратив дом в памятник (немного непрактичный) Древнему Риму. (По мнению доктора Джонсона, этот помпезный особняк «отлично сгодился бы для городской ратуши».) Семья Керзона жила в отдельном крыле, а в парадных гостиных проходили многолюдные политические собрания.