Он открыл черную папку. Досье. Документы, докладные с грифом «совершенно секретно» – о разведывательной деятельности Аладдина Эмира. «Посмотрим, как ты сейчас запоешь…»

– Нет, это не сказочки, уважаемый Аладдин! Это очень даже серьезно, деятельность, приносящая ущерб государству, направленная на подрыв его мощи, безопасности, – это по законодательству нашей страны как минимум – расстрел, а как максимум – виселица. Поэтому только чистосердечное признание облегчит твою участь.

«Да, – подумал Аладдин. – Предложат пулю меньшего калибра и не сильно затянутую петлю». Один его старинный знакомый, следователь, отправивший не одну сотню арестантов на тот свет или за решетку (по уголовным делам в его производстве), рассказывал: «Чем больше дает чистосердечных показаний обвиняемый, тем больше распухает уголовное дело и фатально и бесповоротно увеличивается тяжесть его наказания. Впрочем, арестанту мы обещаем обратное…»

– Итак, на какую страну ты работаешь?

– Записывайте, – сказал Аладдин.

– Видеокамеру! – рявкнул Хадрис.

И Хрящ пулей выскочил за дверь. Через минуту он вернулся с камерой и, путаясь в проводах, подсоединил адаптер к розетке.

– Итак, твое имя?

– Аладдин-ходжа Эмир.

– На какую страну ты работаешь?

– Моя страна – это человеческие души, а труд мой и призвание – это служение Всевышнему, властителю наших сердец, – смиренно ответил Аладдин.

– Аладдин, ты не понял, это серьезно, на тебя завели уголовное дело…

– Отвечу тебе сурой Священного Корана: «Нам – наши дела, a вам – ваши дела, и мы пред Ним очищаем веру».

– Сейчас ты у меня пострадаешь за веру, – процедил сквозь зубы Хадрис и кивнул молодцам у двери: – Давай. По первому варианту! Только камеру выключи!

Они поняли. Сорвали Аладдина со стула, бросили на пол и стали топтать ботинками, а они, не по погоде, были тяжелыми.

Аладдин закрыл голову руками, чтобы не отшибли разум. Били минут двадцать, а может, полчаса. Потом рывком подняли на ноги…

– Сам идти сможешь? – спросил Златозуб.

– Смогу. – И Аладдин, пошатываясь, пошел в сопровождении палачей.

…На обед коридорный принес отвратительную баланду, которую Аладдин заставил себя съесть, чтоб не потерять оставшиеся силы.

Охранник забрал тарелку и уселся на стул. Он читал маленький томик Корана.

– Брат мой, я хочу поговорить с тобой о Коране, – подозвал его имам.

– Что ты можешь сказать, арестант? – подняв голову, удивленно посмотрел на узника коридорный.

– Ну, знаешь ли ты, почему наш Аллах всемилостивый и милосердный?

– Это знает каждый ребенок, научившийся говорить и слушать, – как прилежный ученик, ответил коридорный.

– Я вижу, брат мой, ты знаешь Коран и с удовольствием его читаешь… Как тебя звать?

Парень подумал, ведь никакую тайну не раскрывает, и ответил:

– Асим.

– А меня – Аладдин, я имам. И только вчера во время намаза мою проповедь слушали десятки людей. Во время заточения у меня забрали все личные вещи, в том числе мой Коран. Не мог бы ты дать мне почитать, чтобы я обрел покой и уверенность?

– А зачем тебе покой и уверенность? – спросил Асим.

– Потому что история моя и странна, и печальна, – вздохнул Аладдин. – Я совершенно не виновен, недостойные люди оклеветали меня, и вот я оказался в этом зловонном месте для тех, кто потерял свой человеческий облик, свое достоинство. Я должен найти ответ в священной книге, почему ниспослал на меня Аллах такие злоключения, испытания? К чему он меня готовит?

– Ты хочешь сказать, что не знаешь своей вины?

– Чиновники из Тайной полиции, которые били меня ногами, говорили: ну и страдай за веру. Если б я нарушил заповедь, если б вел неправедный образ жизни, если б покусился на что-то недостойное, я сам наложил бы на себя кару. Но я священнослужитель и старался быть образцом для подражания. И те люди, которые верили мне, моему слову, не знают, что я сейчас попал сюда.

Асим смотрел и слушал заключенного в тюрьму имама, и ему и верилось, и не верилось в то, о чем говорит этот мудрый человек. Он уже три года служил охранником в тюрьме, всякого повидал, но держал язык за зубами. Наконец он решился и протянул Коран в окошко.

– Да, пожалуйста, возьми, Аладдин. Мы братья по вере, и я буду рад, если Коран поможет тебе найти ответ.

Аладдин с благодарностью взял книгу, прижал к сердцу.

– Я вижу, у тебя руки, которые знают, что такое тяжелый труд.

– Да, брат, ты прав. Я из крестьянской семьи, из селения Новруз, на самом краю пустыни. С детства в постоянном труде. Двенадцать детей в семье, четыре сына, а остальные – дочери, тяжко им приходится. А вот мне очень повезло, дальний родственник устроил меня на службу в городскую тюрьму.

– И тебе нравится городская жизнь?

– Конечно, нравится… Чего скрывать, – прижал руку к груди Асим.

– Скажи, брат, а ты завидуешь богатым, у которых есть прекрасные дома, слуги, машины, этим господам, которые погрязли в роскоши, ублажают себя вкусными яствами, удовольствиями и не знают, на что еще деньги тратить, только не на помощь бедным людям?

– Добропорядочный мусульманин не должен быть рабом соблазнов, – покачал головой Асим. – Но мне это не грозит, мое жалование не позволяет много тратить. К тому же я каждый месяц высылаю деньги семье. Без моей помощи им совсем плохо было бы…

– Вот видишь, ты дорожишь своей работой, и, какое бы зло ни творилось, за которое бы покарал Аллах, ты с места не сдвинешься… А если это зло ударит по твоей семье?.. Твоей семье! Ты сказал, она в Новрузе, на краю пустыни?

Асим не успел ответить, в гулком коридоре послышались шаги, и он отскочил от решетчатой двери узника, единственно, что не принял стойку «смирно». У камеры появились Златозуб и Хрящ и приказали коридорному:

– Открывай!

Асим подчеркнуто равнодушно открыл двери камеры. Он не входил в подчинение выскочкам из Тайной полиции и выполнял распоряжения согласно указаниям начальника тюрьмы. В городе его шефа прозывали Саид Большая голова. Он был загадочным и непостижимым, как замки камер. О такой должности Асим и мечтать не мог. Так и состарится у пропахшего парашей коридора, хорошо еще, если не подхватит туберкулез, тиф, бубонную чуму, сибирскую язву, холеру или какую другую заразу…

Когда Аладдин вышел из камеры, его тут же сильно толкнули в спину и увели с собой.

Вернулся Аладдин, точнее, его приволокли через три часа. Вместо лица была кровавая маска, но самое страшное, что он улыбался, а глаза горели таким огнем, каким могут гореть у человека дикой и непоколебимой силы воли. Асим быстро распахнул дверь камеры и помог Аладдину лечь на «диван».