— Тебя даже на минуту нельзя оставить одну, — сказала Селеста, войдя в комнату.

— Прошло больше минуты, — возразила Эвелин. — Ты отсутствовала почти час.

— Я отсутствовала всего час. Но этого оказалось достаточно, чтобы дом снова наполнился странными людьми. — В голосе Селесты звучало раздражение.

— Это мистер Мерриуэзер, мистер Ноулс и мистер Ллойд, — глядя на цветы, рассеянно проговорила Эвелин. Левый букет представлял собой изящную композицию из тюльпанов, гиацинтов и других весенних цветов. Она была чуть более спокойной, но не менее впечатляющей, чем две дюжины красных роз.

— Почему они здесь?

— Они измеряют спальни. Я заехала к ним вчера после портнихи. — Эвелин подняла глаза на подругу. — Можешь отослать их прочь той же речью, что и вчера. У тебя хорошо получается.

— Я думала, ты собираешься ремонтировать только одну комнату.

— Ну да, — сказала Эвелин. — Вчера ночью я не могла уснуть, и мне пришло в голову, что если заменить ремонт дома обновлением гардероба, то мне здесь не за чем следить. И нет причины здесь оставаться.

Селеста внимательно смотрела на подругу.

— Значит, ты можешь вернуться к мужу.

— Могу. — Эвелин со вздохом кивнула.

— И его наказание закончится.

— Я не наказываю его, — сказала Эвелин, — а даю возможность осознать ошибочность его действий.

— Это работает?

Эвелин стиснула зубы.

— Пока нет.

Взгляд Селесты скользнул по цветам.

— Я знаю, что розы — от Сэра. Значит, второй букет от лорда У.?

— Их принесли сегодня утром вместе с короткой запиской о весне. Очень милой запиской. — Она процитировала по памяти: «Моя дорогая Эви. Посылаю тебе эти цветы в надежде, что они принесут тебе весну так же, как ты всегда приносишь ее в мое сердце».

— Мило.

— Мой супруг — человек немногословный. — Слишком немногословный. Чувства, выраженные в этой записке, были бы подходящими, если бы свою тревогу и рассеянность она объясняла погодой. Но после двух дней и двух бесконечных ночей без него их было явно недостаточно. — Очевидно, извинения, заявления, что он не может жить без меня, уверения в вечной любви и в том, что он до конца своих дней будет мне безоговорочно доверять, — это слова, которые он или не может, или не хочет сказать.

— Но, — поспешно заговорила Селеста, — лорду У. пришлось немало потрудиться, чтобы достать весенние цветы в это время года.

— Вовсе нет. Ты же знаешь, у нас есть оранжерея, — криво усмехнулась Эвелин. — И очень опытный садовник.

— Все равно, он думал о тебе и постарался выразить свои чувства. — Селеста указала взглядом на розы. — А Сэр просто заехал в первую попавшуюся цветочную лавку и заказал доставку. Никаких хлопот и никакой оригинальности.

— Ты права. Но ему все же надо отдать должное за количество и упорство.

— Упорство?

— Розы, доставленные вчера, стоят в холле. Эти принесли сегодня, когда тебя не было.

Селеста скривилась.

— От Сэра?

— Ну да. От кого же еще? Там была записка. Прочитай. — Эви взяла со стола листок и протянула подруге.

— «Моя дорогая, прекрасная Эви, — с выражением прочитала Селеста. — Пока о пропавшей папке ничего не известно. Так что в данный момент в ваших услугах нет необходимости». — Она подняла глаза. — Так это же хорошо.

— Читай дальше.

Селеста снова опустила глаза на записку.

— «Однако пока ситуация не прояснится, будьте готовы действовать в любой момент». — Селеста нахмурилась. — Это менее приятно.

— Менее приятно — это еще мягко сказано. — Эвелин устало вздохнула. — Читай дальше.

— Что-то мне не хочется, — пробормотала Селеста и вернулась к записке. — «Хотя отсутствие прогресса всегда неприятно, я не могу не благодарить судьбу за то, что она позволила мне не только возобновить наше знакомство, но и расширить его». — Селеста тихо ахнула и взглянула на подругу. — Он имеет в виду то, что я думаю?

— Я даже боюсь предположить, что он имеет в виду.

— Он лишился рассудка?

— Принимая во внимание последние события, я начинаю думать, что у мужчин вообще большие проблемы с рассудком. И это не может не раздражать. — Эвелин указала на записку. — Это еще не все.

— Я вижу. — Селеста поморщилась. — Где я остановилась?

— На расширении знакомства.

Селеста пробежала записку глазами, нашла нужное место и продолжила чтение.

— «Не думайте, что это желание возникло случайно. Все эти годы я думал о вас».

Эвелин застонала.

— «В своей последней записке вы выразили сожаление по поводу того, что мы никогда не встречались. Это, моя дорогая Эви, и меня безмерно огорчает. Искренне ваш, Сэр». — Селеста ошеломленно уставилась на подругу.

— Очаровательно, не правда ли? — Эвелин криво усмехнулась.

— Да… пожалуй… — Селеста села на диван рядом с подругой. — Не просто очаровательно, но и очень романтично. Значит, его безмерно огорчает то, что он тебя никогда не встречал? Знаешь, пожалуй, этот человек действительно неотразим.

Эвелин покачала головой:

— Только не для меня.

— Ты уверена? — Селеста покосилась на записку, которую все еще держала в руках.

— Абсолютно.

— Но ведь было время…

— Оно давно прошло, — твердо сказала Эвелин.

— Неужели тебя нисколько не тронули его слова?

— Тронули? — Эвелин возмущенно фыркнула. — Чем я должна быть тронута? — Она вырвала листок из рук Селесты и помахала им. — Нет, слова, конечно, хорошие — «моя дорогая прекрасная Эви, всегда ваш, безмерно сожалею». Но они не имеют реального смысла. — Она бросила письмо на стол. — Этот человек всегда прятался под завесой секретности, без которой не мог обойтись из-за своего положения и специфики работы. А теперь, когда прошло так много времени, он вдруг решил приподнять эту завесу и открыть свои чувства, которые мне, сказать по правде, безразличны. Интересно, с какой стати? Чего он хочет?

Селеста, немного подумав, тихо сказала:

— По-моему, он хочет тебя.

— Чепуха, мне так не кажется, — решительно заявила Эвелин. — Вероятнее, его возвращение в департамент и возобновление переписки со мной вызвали… — она задумалась, подыскивая верные слова, — некие сентиментальные чувства, которые являются не более чем сиюминутными заблуждениями. — Эвелин устремила на подругу уверенный взгляд. — А ты видишь в его письме то, чего там нет.

— А мне кажется…

— Его сожаления о том, что мы не встречались, не более важны, чем, к примеру, моя печаль о том, что я никогда не каталась на слоне, не плавала в Вест-Индию или не танцевала голой на крыше под звездами.