Он утверждает, что не был любовником Кэролайн. Вероятно, это правда. А может быть, и нет. Вполне возможно, что он не замешан в ее гибели. Но это не значит, что он не скрыл некоторых фактов, касающихся ее смерти — неважно, из каких соображений. Так что Джоанна не могла ему полностью доверять.

Однако она стремилась к тому, чтобы он ей поверил безоговорочно. Хотела, чтобы он, забыв на некоторое время полицейскую выучку, впервые стал руководствоваться не фактами, а чем-то зыбким и неосязаемым. Она не могла заставить его поверить в сны, но… но он мог бы поверить ей. Ведь мог бы? И она очень этого хотела, как бы нелогично это ни казалось.

— Ладно, — пожав плечами, наигранно-небрежно сказала она. — Но, по-моему, уже простое указание на то, что у нее был любовник, само по себе важно.

— Почему?

— В качестве предупреждения, что Клиффсайд полон тайн. Если у такой женщины, как Кэролайн, был роман, о котором никто не знал, то, значит, в этом городке многое может происходить незаметно.

— Вполне возможно, — неохотно согласился Гриффин.

Джоанна не хотела оставлять его в убеждении, что она собирается продолжить выяснение подробностей жизни и смерти Кэролайн, и потому решила переключить его внимание на последнее событие в Клиффсайде:

— А что все-таки случилось с Амбер? Я имею в виду, каковы причины ее смерти. Как это ни ужасно, но, может быть, здесь у вас есть какой-нибудь маньяк-насильник?

— Если и есть, — как-то безразлично ответил Гриффин, — и если именно он на нее напал, то она ему не поддалась — или упала с обрыва как раз в ходе борьбы. Амбер осталась девственницей.

Это потрясло Джоанну неожиданно для нее самой. Как живая, перед ней возникла Амбер со своим вечным «О!», ее пухлые губы и влажные глаза. «Умерла, не успев начать жить… навсегда сохранившая невинность… ребенок, так и не превратившийся в женщину…» Эти стершиеся клише эхом отозвались в мозгу Джоанны, вдруг обретя первоначальный смысл. Ей стало почти физически больно.

— Джоанна? — Гриффин тронул ее за плечо. — Вы в порядке?

— Нет. — Она попыталась улыбнуться. — Как долго вам пришлось этим заниматься, пока вы не научились относиться к расследованию смерти человека просто как к интересной головоломке?

— Я работаю в полиции чуть больше пятнадцати лет. — Помедлив, он добавил:

— От этого не легче.

— Так как же отрешиться от эмоций? Как сохранить объективность, если из головы не идет живой облик жертвы? — в волнении почти выкрикнула Джоанна. Кажется, он понял, что она имела в виду именно его.

— Это основное правило работы полицейского: невозможно вести расследование эффективно, если жертва — близкий человек. В этом случае велика опасность увидеть вещи не такими, каковы они на самом деле, а такими, какими хочешь их видеть — ты не можешь остаться объективным.

— Поэтому «смерть Кэролайн — это несчастный случай»? — Эти слова вырвались у Джоанны невольно, и она пожалела о них, когда он снял руку с ее плеча и сунул в карман.

— Так вы думаете, что я упустил что-то, потому что мы были слишком близки? Я же говорил, Джоанна, у нас с Кэролайн не было романа.

Джоанна и сама не знала, стало ли ей легче от того, что в его голосе звучала усталость, а не гнев.

— Я думаю, — она решила высказаться до конца, — что вас мучает чувство вины за ее смерть. Вы сами так сказали. И, может быть, для вас легче, чтобы это был несчастный случай. В конце концов, пока она ждала вас в старой конюшне, видимо, случилось что-то такое, что прямо или косвенно заставило ее потерять голову и не справиться с машиной. Возможно, вы могли это предотвратить, если бы были там. Так что очень удобно считать ее смерть несчастным случаем, правда? Все равно, мол, ничего нельзя было поделать, исход был предрешен и так далее…

Гриффин молча повернулся и пошел прочь.

Она не смотрела ему вслед. Она еще несколько минут стояла, прислонившись к перилам, слепо глядя на то место, где он только что был, пока порыв свежего ветра не напомнил ей, что становится поздно. И холодно. Очень холодно.

— Проклятье, — тихо пробормотала она.

— Оставайся, — сказала Лисса Мейтленд.

Сев на край постели, он медленно потянулся и слегка покачал головой — жест был строго выверен, как и все его жесты.

— Нет, не могу.

Глядя, как под его гладкой кожей играют отчетливо обозначенные мускулы, Лисса подумала — и не в первый уже раз, — что в природе нет справедливости. Мало того, что он был богат и красив — отменная наследственность обеспечила ему атлетическое телосложение, и он сохранял прекрасную форму почти без всяких усилий со своей стороны. Вот оно, точное слово, подумала она. Без усилий! Все доставалось ему без усилий, все, что он делал, он делал без малейшего напряжения.

— Можно я приму душ?

Он каждый раз задавал этот вопрос. И она каждый раз отвечала одно и то же:

— Конечно. Я повесила тебе чистые полотенца. Он через плечо посмотрел на нее и слегка улыбнулся.

— Я становлюсь предсказуемым.

Уже не впервые Лиссе показалось, что он читает ее мысли. И тоже без усилий. Даже не глядя на нее. Она села, подсунув под спину подушки. Простыня укрывала ее до талии, длинные, очень светлые волосы ниспадали на обнаженную грудь.

— Привычки есть у всех, — сказала она. Все с той же слабой улыбкой он прищурился.

— Да, наверное. — И, помолчав, добавил:

— Ты очень красивая.

Он сказал это отстраненно-объективно, не пытаясь польстить ей или даже просто сделать приятное. Лисса пожала плечами.

— Спасибо. Может быть, мужчины вообще предсказуемы. Вам всем нравятся длинноногие блондинки, независимо от их интеллектуального багажа.

— Ты исходишь из собственного опыта? — вежливо поинтересовался он.

Не намекает ли он на ее богатое прошлое, подумала она, но уточнять не стала. С этим мужчиной она научилась не углубляться в детали.

— Конечно. За последние десять лет ни один из мужчин, с которыми я встречалась, не проявил ни малейшего интереса к тому, что я окончила Гарвард.

Он чуть пожал плечами.

— Кто же может предположить, что продавец бутика имеет научную степень по экономике?

— Легче всего просто не делать предположений.

— Наверное — в идеале. — Он наклонился, легко коснулся губами ее плеча, встал и пошел в ванную, неся свою наготу с обычным для него спокойным достоинством. Казалось, что он чувствовал себя как если бы был полностью одет.

Лисса лежала, слушая, как он включает душ. Он любил очень горячий душ, так что через несколько минут ванная заполнялась паром, потихоньку начинавшим просачиваться в спальню. И только когда зеркало над туалетным столиком наполовину запотеет, он выключит душ и выйдет из ванны.