Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он отобрал у нее телефон, нажал на «лошадиную» виртуалку, открывая списания за последний месяц:
- Вот пиво в баре для Зары, а это – стейки для Алены. Время, место – все смотри внимательно! Тут только про барышень, которые для этого самого. Ты – другое дело!
«Так вот кому тогда официант нес те великолепные, пахнущие дымком стейки на всю тарелку!» - всплыло в голове.
Желудок обиженно буркнул.
- С чего бы это? – язвительно выдала Женька вслух. – Не оттого ли, что я кое-кого вчера отправила гулять?!
- Нет, конечно! – Ромка закрыл приложение, спрятал телефон в карман и посмотрел на подругу честнющими глазами: - Ну… это… не совсем.
- Па-анятно! А если бы влюбилась по уши и забыла обо всем в твоих объятиях, то сразу перешла бы в категорию «б»! Правильно говорят, что мужиков любить нельзя!
- А ты что… - Ромкины глаза вдруг засияли, словно у ребенка -первоклассника, которому с утра объявили, что в школу идти не нужно, зато целый день позволяется смотреть мультики и есть шоколадные конфеты, сколько влезет: - Ты в меня… да? Правда?! Женечек, скажи, а? Пожалуйста…
«Повезло, что я долго влюбляюсь! – пронеслось в голове спасительное. – Кажется…»
– Нет, конечно же! - вслух возмутилась она. – Размечтался! Ты себя со стороны видел? Балбес ты, Илларионов, а еще других жизни учишь! И кто в здравом уме в тебя такого влюбится?
Ромка обиделся. Искренне и совершенно по-детски. Но быстро пришел в себя и изобразил презрительную ухмылку:
- А как я должен к этим всем относиться? Они это слово и есть. Грубо, но чистая правда.
- Рома, но так же нельзя! – еще больше рассердилась Женька. – Это некрасиво!
- Что некрасиво? – фыркнул Ромка. - Правду говорить? И какое тебе дело, что я думаю о других? С тобой же все не так.
Женька поймала Ромкин взгляд, и вся злость куда-то улетучилась. Хорошие у него глазищи были – теплые. И опять – грустные до невозможности.
- И что же ты у меня такой тугодоходящий, Илларионов! – простонала Женька и задумалась.
Это было и смешно, и обидно одновременно. Все знают о мужской солидарности, но у женщин тоже есть нечто подобное. Не солидарность – тоньше. Сочувствие? Сопереживание? Сложно подобрать правильное слово.
Ассоциации не были сильной Женькиной стороной, и она оглянулась вокруг в поисках подсказки. Взгляд неожиданно уперся в рекламу крытого катка с искусственным ледовым покрытием:
- Представь, что ты сказал другу-хоккеисту, что хоккей – отстой, а все хоккеисты – тупорылые дегенераты. Нет, лично он – не совсем, а остальные… Как думаешь, что бы было после этого?
Ромка на миг замер, а потом вдруг рассмеялся заливисто, от души:
- Не думаю, знаю! По морде отхватил бы, без вариантов. Я еще и не так выразился, просто расстроился, что они в Канаде по тупому слились. А когда это я тебе про Кита успел рассказать?
- В смысле?!
- В смысле, Никиту, друга детства. Он – профессиональный хоккеист, за сборную играет, во втором составе, правда.
- Ничего не рассказывал, к слову пришлось просто!
- Интересно у тебя к слову приходится! – Ромка со смехом обнял Женьку за плечи и чмокнул в щеку: - Понял! Ты мзду не берешь, тебе за державу обидно! Хорошо, переименую я эту несчастную виртуалку. Предлагай варианты.
Женьку не интересовали варианты. Ей внезапно захотелось чего-то… совсем - совсем другого. Хорошего! Только Ромка для хорошего никак не годился, потому как балбес он! Незамутненный.
А еще откуда ни возьмись выползли подростковые обиды. На подруг из колледжа, которые оказались совсем не подругами. Может, потому, что и Ромка оказался не…
- Знаешь, Рома… - эмоционально фыркнула Женька, выдираясь из объятий. – Если кто-то терпеть не может определенную категорию людей – не важно, какую: москвичей, отличников, интеллигентов, но лично для тебя делает исключение, потому что ты «не такая, как все они», то это временно! Обязательно наступит момент, когда и ты станешь той самой! Сразу, как пропадет выгода от общения с тобой. И жалеть никто не будет – потому как зажравшимся москвичам так и надо! И нефиг было нос задирать и строить из себя невесть что! И…
Ромка настолько оторопел от неожиданной тирады, что просто стоял и недоуменно хлопал ресницами.
- Ничего не понял, - наконец выговорил он. – Что ты имеешь в виду?
- Да что ж тут непонятного! – огрызнулась Женька и залихватским движением забросила ремешок дамской сумочки через плечо. – Если для тебя все девушки на букву «б», то рано или поздно, и я попаду в эту категорию! По-другому просто не бывает!
И развернувшись, чуть ли не вприпрыжку помчалась вниз по ступенькам и, так и не сбавляя скорости, подлетела к автоматическим дверям на выходе, которые едва-едва успели разъехаться перед ней.
Но в последний миг она разглядела в почти зеркальном стекле отражение Ромки. Он все также стоял на лестнице, держа в руках пакет с обувными коробками, и растерянно смотрел ей вслед.
Женька выскочила из торгового центра, и двери плавно сомкнули за ней стеклянные створки.
Глава 19. День третий. Прогулки и технология приготовления лаваша
Женька сидела на набережной, на деревянной скамейке возле самой воды и кормила чаек.
Чайки были жирные, наглые, крикливые – точь-в-точь, как торговки на базаре: хлопали крыльями, отчаянно верещали и жадно выхватывали хлеб друг у друга прямо изо рта.
На собственный, воспетый в стихах и песнях, образ гордой и величественной птицы они не были похожи ни капли.
Время близилось к вечеру, полуденный зной спал, и набережную заполнила шумная, пестрая и раскованная толпа отдыхающих. Мимо Женьки звонко цокали каблучки, невозмутимо шествовали легкие туфли, озорно топотали детские сандалики.
Рядом на скамейку постоянно кто-то подсаживался: то благообразный старичок с седой бородкой в шапке-капитанке, то молоденькая мамочка с коляской, то… Через некоторое время Женька просто перестала обращать на постоянно сменяющихся соседей внимание.
Она извела на чаек уже вторую, специально купленную булочку, а эти проглоткам требовали еще и еще.
Женьке было стыдно. Очень-очень. На Ромку она накричала явно зря. Заглядывать, куда не просят, некультурно само по
