Суть ревизионизма, ставшего популярным в период работы передвижной выставки 1999 года, заключалась в следующем: Роквелла неправильно понимали и критики, и фанаты. Они ошибочно полагали, что его картины — воплощение консервативных ценностей. Но при более глубоком анализе выяснилось, что Роквелл — хитрый прогрессист. В эссе, вышедшем в поддержку национального турне выставки, искусствовед Дэйв Хикки утверждал, что творчество Роквелла в пятидесятые вдохновило людей на социальные революции. Он вспомнил одну из украденных картин, «Поспешное отступление», написанную для календаря Brown & Bigelow за 1954 год. На ней двое молодых купальщиков убегают с развевающейся в руках одеждой от знака «Купаться запрещено!».

«Роквелл был одним из немногих порождений американской поп-культуры пятидесятых, кто на самом деле поощрял непослушание, несогласие и нарушение правил. Не знаю, какими были бы шестидесятые без ненавязчивого благословения образов Роквелла. Есть замечательная картина, где девочка с подбитым глазом сидит у двери кабинета директора. Она подралась и явно победила в схватке. Нетрудно представить, как несколько лет спустя она будет жечь свой лифчик[23]».

После терактов 11 сентября усилились патриотические настроения, а с ними и интерес к Роквеллу. Он был одним из самых известных американских художников, и напуганные люди находили утешение в знакомых идеалистичных, патриотичных образах. В рамках кампании «Вместе мы выстоим» рекламные изображения обновленных картин Роквелла были опубликованы в The New York Times. В День благодарения Tampa Tribune разместила на первой странице фотографию знаменитой роквелловской «Свободы от нужды», где мать большого американского семейства ставит на накрытый обеденный стол индейку.

В тревожное время после терактов особый символический смысл обрела одна из трех украденных картин Роквелла.

Созданный для бойскаутов и издательства Brown & Bigelow «Дух 76-го года» был приурочен к двухсотлетию США, наступавшему в 1976 году. Одна из последних работ Роквелла перед тем, как он окончательно впал в старческое слабоумие, — дань уважения знаменитой картине XIX века, написанной Арчибальдом Макнилом Уиллардом. На ней под американским флагом марширует отряд с горном и барабаном времен Войны за независимость. Работа Уилларда, сначала названная «Янки Дудл», была написана для Всемирной выставки 1876 года в Филадельфии, посвященной столетнему юбилею войны. В обновленной версии Роквелла отряд состоит из бойскаутов. На заднем плане явно просматриваются силуэты Манхэттена и башни-близнецы Всемирного торгового центра — незначительная деталь, которая позже поможет в нашем деле.

После терактов 11 сентября многие интересные дела, сложные многолетние расследования были отложены. Понятно, что возвращение похищенной собственности, тем более произведений искусства, осенью 2001 года отошло для ФБР на второй или даже третий план. Мне, как и почти всем агентам в моей команде и в других, было поручено проверять сотни подозрительных звонков и безумных сообщений о террористах, сибирской язве, талибах и мужчинах, похожих на арабов, скрывающихся и замышляющих недоброе в окрестностях Филадельфии. Я тихо и усердно работал, ожидая подходящего момента, чтобы снова взяться за дело Роквелла.

У моего партнера, прокурора Холла, тоже сменились приоритеты и близился срок нового задания. Он получил приказ явиться в свое военно-морское подразделение к середине декабря и ожидать годичной командировки. Холл сказал: если бы мы не полетели в Бразилию к началу декабря, он бы вообще не поехал. В конце октября он осторожно обратился к своим непосредственным руководителям. Они одобрили его поездку еще до 11 сентября, но им никогда не нравилась эта идея. Они помешались на контроле и думали, что лучшие идеи идут сверху вниз, а не от тех, кто работает в поле. Вдобавок они не понимали, какой смысл Холлу лететь куда-то за восемь тысяч километров, чтобы выполнить задание, которое даже не завершится арестом. По их мнению, прокурор должен сажать преступников в тюрьму, а не путешествовать по свету, спасая украденные культурные ценности. Так что в октябре, когда Холл снова вернулся к этой теме, его руководители, сославшись на новые приоритеты в связи с 11 сентября, сказали «нет». О поездке в Рио не могло быть и речи.

Холл позвонил мне вне себя от злости. Он собирался обойти свое руководство.

Я разозлился не меньше и сказал, что нужно пойти на это, добавив:

— Если ты не поедешь в Бразилию, Дэйв, я тоже не поеду.

Он был моим напарником. Я чувствовал его поддержку. Мы с Холлом и Гольдманом считали, что наша задача — вместе изменить отношение правоохранительных органов к кражам художественных произведений. И тут мы не могли обойтись друг без друга.

Холл договорился о неофициальной встрече с первым заместителем нового генерального прокурора США — мозгом этой конторы. Дэвид произнес пятиминутную речь, затем вытащил цветную репродукцию «Духа 76-го года». Он указал на едва видное изображение башен-близнецов в правом нижнем углу. Второй по старшинству прокурор улыбнулся. Раньше он был секретарем Верховного суда. На новый пост его назначил Буш. Его политическое чутье не уступало юридической квалификации. Он сразу сообразил, как важно это дело для пиара. Если мы добьемся успеха в Рио, его босс скоро будет стоять перед телекамерами на фоне трех Роквеллов и силуэта башен-близнецов.

Мы с Холлом приехали в Рио рано утром в понедельник, в первую неделю декабря, и остановились на Ипанеме. Мы распаковали вещи, отдохнули и отведали лучшие в нашей жизни стейки.

На следующий день мы встретились в Рио с Гэри Зауггом — агентом ФБР, работавшим в посольстве США в Бразилиа. Он отвез нас на встречу с местными прокурорами. Бразильцы держались любезно, но не особо верили, что мы сможем что-то предъявить Карнейру. Мы охотно согласились, что дело старое, доказательств мало, а главный свидетель в Миннеаполисе — Линдберг — не хочет сотрудничать со следствием. Сотрудники прокуратуры дали понять, что экстрадиция почти невозможна. В Бразилии бегство считается таким же естественным правом, как и свобода слова. Там нет наказания за сопротивление аресту или уход от преследования.

Мало того, по словам сотрудников прокуратуры, никто, судя по всему, не знал, точно ли картины до сих пор у Карнейру. Местная полиция уже обыскала его дом и офис и ничего не нашла. Для нас ситуация стала еще хуже.

В среду мы снова приехали в прокуратуру, чтобы встретиться с тем, кого так долго мечтали допросить.

Жозе Карнейру был невысоким коренастым мужчиной лет пятидесяти, с широким лицом и редеющими черными волосами, слипшимися около ушей. Он владел художественной галереей и частной школой, писал книги об искусстве и поэзии. У него был глубокий баритон, которым он тепло поприветствовал нас на английском. Пришел он один, продемонстрировав уверенность в себе.

Первый ход сделала бразильская прокуратура. Ее сотрудники напомнили Карнейру, что на него открыто дело за неуплату имущественного налога за покупку Роквеллов. Это считалось незначительным правонарушением, мелким финансовым проступком, и Карнейру об этом знал. Он пожал плечами.