— Но можешь и не найти…

— Найду! Если этот дневник вообще существует. А там будь что будет.

— Тогда мой тебе совет: когда твои спецы найдут тайник, вскрой его в присутствии шефа и всей своей команды. Пусть он эти бумаги первым возьмет в руки и первым с ними ознакомится. Если потом отдаст тебе дневник — что ж, работай дальше. А ежели нет — забудь о нем. Пусть потом голова будет болеть у твоего начальства. Ведь за этим дневником (я уверен!) выстроится целая очередь из бандитов, бизнесменов и власть имущих — чтобы ознакомиться с его содержимым. Там ведь должно быть много чего интересного. А просить они умеют, притом весьма настойчиво и эффективно.

— А что, верно! — обрадовался Алекс. — Дельный совет. В который раз удивляюсь твоей прозорливости. Голова у тебя работает что надо.

— И на том спасибо.

Повеселевший Кривицкий отворил дверь парадного, и они вошли в дом…

Вечером того же дня Никита, несмотря на усталость, усиленно ворочал мозгами. День выдался настолько утомительным и напряженным, что у него не было даже желания хоть что-то приготовить. Он лишь выпил две чашки крепкого кофе и съел полбатона докторской колбасы. Ему даже не захотелось принять внутрь что-нибудь покрепче, что было совсем уж странно, хотя по дороге домой он все же прикупил бутылку коньяка — вместе с колбасой и свежим батоном.

Никита был опустошен и выжат как лимон. «Не в свои сани не садись…» — бормотал он, мучительно пытаясь вспомнить, кто автор произведения, которое вдруг ни с того ни с сего пришло ему на ум. Это точно — он и впрямь сел в чужие сани. Если уж профессионал Кривицкий беспомощно разводит руками и плачется на предмет «висяков», которые в деле Колоскова пошли косяками, то что тогда говорить ему, дилетанту? Впору рвать волосы и причитать, как бабки-плакальщицы на похоронах.

И все было бы в ажуре (ну не найдет он убийцу Олега, какие дела? ему ведь от этого ни холодно, ни жарко), да вот беда — убийца вполне способен переключить свое внимание на человека, который постоянно путается у него под ногами. А то, что он знает, чем занимается некий гражданин Измайлов, у Никиты уже не было сомнений. С чего бы убийце заниматься зачисткой нежеланных свидетелей?

Но кто заказчик? Никита никак не мог поверить, что все эти убийства, в том числе и Колоскова, дело рук маньяка, повернутого на мести богатеям. (Хотя и такой вариант исключить нельзя.) Полина? Эта версия лежит, что называется, на поверхности. Шервинский? Вполне вероятно. И его бывшая возлюбленная, и ее нынешний хахаль располагают достаточным количеством средств, чтобы нанять киллера высокого класса. А Лизхен? У нее тоже хватало ума и злости, чтобы отомстить бывшему муженьку. Женщины народ злопамятный, вспомнил Никита бывшую любовницу Олега, Терехину. Почему Лизхен так долго ждала? Может, деньги на это дело копила, — чай, не миллионерша, — а возможно, надеялась, что Олег когда-нибудь к ней вернется. Ведь замуж она так и не вышла.

А что, если убийца решил заняться и тем, кто ему мешает? Вдруг он нацелился на горе-детектива, который мечется, как вшивый по бане, а толку — ноль? Допустим, киллер все же ищет дневник Олега или завещания. Ведь заказ нужно отработать. А сумма его «премиальных» явно весьма солидная, иначе он не старался бы столь тщательно замести следы — чтобы продолжить начатое. Ума и хитрости ему не занимать, значит, он мог сообразить, что нужные ему документы находятся у Никиты. Ведь сейф оказался пустым, а убийца точно знал, что там должны лежать бумаги и деньги, — он был поразительно информирован о частной жизни Колоскова и его ближнего круга.

Кроме того, не исключен вариант, что киллер «поспрашивал» Сейсеича на предмет исключительной быстроты, с которой тот открыл сейф. Никита был уверен, что старик не особо осторожничал, решил прихвастнуть своими уникальными способностями и взял «медведя» за рекордно короткий срок. Еще бы не взять с готовой отмычкой… В таком случае Никита и сам не дал бы за свою жизнь ломаного гроша. Конечно, он тоже не подарок, но ведь не будешь всю жизнь ходить по городу, оглядываться и соображать, с какой стороны последует нападение или выстрел.

Значит, нужно вычислить этого урода раньше, чем он исполнит задуманное! Но как это сделать? Кривицкий точно ему не помощник — Никита не мог признаться ему, что утаил от следствия важные бумаги, которые в конечном итоге могут стать вещественными доказательствами. Может, потом… Только когда оно будет, это «потом»?

На улице уже давно стемнело, но Никита не зажигал свет — в темноте ему лучше думалось. Он привык к ночному образу жизни, ведь для спецназовца ночь — родная мать. Хотя бандиты думают, что это не так, что ночью самое время им обделывать свои делишки, но подразделение Никиты как раз и специализировалось на таких ночных крысах.

Он мог часами лежать в полной неподвижности, дожидаясь нужного момента, и если что и функционировало в его организме, так это голова. Никита вспоминал мельчайшие подробности своей жизни на гражданке, мысленно решал школьные задачки и читал любимые стихи, а иногда просто мечтал. Мечты его были наполнены чудесами, и расскажи Никита о них кому-нибудь из офицеров, они смеялись бы до колик в животе, потому как его истории были сплошной сказкой — такого в жизни не бывает.

И все же одна из его фантазий свершилась — он стал богатым. Притом богатство свалилось на него как в сказке — нежданно-негаданно. Вот только успеет ли он попользоваться щедротами Колоскова…

Никита лежал на кухонном диванчике. Как поел, так и прилег на нем — не было сил тащиться в комнату. Кроме того, диван был удобен тем, что на нем можно было курить, не опасаясь нечаянной искры, которая может прожечь обивку, — старому ветерану бояться уже было нечего. Никита давно хотел отдать его в ремонт — выбросить надежного ветерана рука не поднималась, — да все никак не находил свободного времени заняться этим вопросом. А еще на кухне была хорошая вытяжка — оконный вентилятор, — и дым от сигарет не застаивался в помещении, чтобы потом превратиться из аромата (как он воспринимается курильщиками) в вонь.

Неожиданно ему послышались какие-то подозрительные шорохи. Дверь на кухню он закрыл, чтобы сигаретный дым не расползался по комнатам, поэтому звуки были очень тихими, и человеку неискушенному могло показаться, что это возится наверху семейство Тимохи, но Никита уже составил своеобразную «классификацию» звуков, присущих дому, поэтому мигом определил — в его квартиру проникли чужие!

Казалось, он поднимался с дивана целую вечность — очень, очень медленно, чтобы не заскрипели пружины и не насторожились непрошеные гости. Нашарив на столе большой кухонный нож — почти тесак, — Никита в который раз мысленно посокрушался, что не привез с войны трофейный ствол, как делали многие сослуживцы, и осторожно приоткрыл кухонные двери.

В гостиной хозяйничал вор. Один. Он двигался легко и бесшумно, подсвечивая себе миниатюрным фонариком. Неяркий свет уличных фонарей, который вливался в комнату через открытую балконную дверь, освещал его согнутую темную фигуру, похожую на летучую мышь-нетопыря. Сходство усиливала и одежда вора — она была черной, похожей на комбинезон. Лица его Никита видеть не мог, так как оно было скрыто под маской.