- Значит, ты тогда меня пожалел и поцеловал. А на самом деле это тебе нафиг упало, да?

- Извини, но тогда – да.

- А мне вот кажется, что ты врешь. Тебе просто хотелось еще немного меня помучить. Напоследок. Так?

Женька смущенно засмеялся и осторожно вытянул кисти из-под моих ладоней.

- Лер, это все было до исторического материализма. Ты мне по телефону тогда припомнила – что я в школе об тебя ноги вытирал. Все с тех пор сильно изменилось.

- А мне кажется, что не очень, - возразила я, отпив глоток остывшего кофе. – Если бы не тот поцелуй, я тогда на набережной даже не обернулась бы.

- Я подумал, что ошибся. Все-таки сколько мы не виделись? Четырнадцать лет? Или пятнадцать?

- Около того. Последний раз – на твоей свадьбе.

- Ну вот. Еще и темно было. Позвал тебя, ты мимо прошла. Потом остановилась, оглянулась. Ну а потом ты помнишь – сидели в кафе, а когда закрылось, ко мне поехали.

Ага, вот как, значит, все было. Это действительно он меня окликнул тогда, я не ошиблась. Ошиблась только насчет момента Лериного, так сказать, морального падения. В «блядском платье» - это уже потом было.

- Послушай, ты мне, кажется, говорил, но я уже не помню. Как ты вообще тогда оказался в Питере?

- Говорил. Когда у хохлов началась та заварушка, начал подумывать о том, чтобы вернуться. Гражданство-то российское, и у меня, и у жены было. А тут как раз отец в Москве умер. Там квартира осталась матери, а эта, на Благодатной, мне. Приехал оформлять наследство. Ну а после развода совсем перебрался.

Конечно, непонятного оставалось еще достаточно, но, в общем и целом, картину я уже могла себе представить.

С мужем разлад, выплеснулась многолетняя усталость и раздражение, настроение на нуле – и вдруг привет из далекой юности. Как будто стоишь на площадке последнего вагона, а поезд проезжает мимо знакомого полустанка. И кто-то такой томительно знакомый сидит на пригорочке и рукой машет. И вот уже все плохое уходит в тень, а на первом плане гуляют белые единороги и розовые пони. И над всем рассвет и радуга. И ты дергаешь стоп-кран, чтобы сойти с поезда. А потом оказывается, что вместо единорогов и пони на лужайке пасутся лошаки и мулы, все в слюнях и в коросте. А вместо рассвета – бесконечный серый дождь. Вот только обратной дороги, оказывается, нет. Поезда на этом полустанке не останавливаются. Игра, в которой нельзя выиграть, нельзя остаться при своих. Нельзя даже выйти из игры. Ну что ж…

- Кот, ты хочешь, чтобы я осталась с тобой, несмотря ни на что? Зная, что я тебя не только не люблю, но и глубоко презираю? Тот первый раз был огромной ошибкой, которую я сделала сдуру, потому что была зла на мужа. Да из тебя любовник – как из говна пуля. От кота на пашне больше проку. Извини на добром слове, остопиздело что-то там изображать. Ты как в анекдоте – бледное подобие левой руки. И вообще, каким мудаком ты был двадцать лет назад, таким и остался.

Это было грубо, очень грубо, но я намеренно злила его – и Женька поддался на провокацию. Его лицо сначала побледнело, потом побагровело. Наверно, не будь мы на людях, он бы меня ударил.

- С-сука! – со свистом не сказал, а выплюнул он. – Я думал, мы договоримся по-хорошему. Но по-хорошему, смотрю, ты не хочешь. Ладно. Помнишь то красивое кино, где ты на коленочках? Ты еще просила, чтобы я его стер. Так вот я его сохранил. На всякий бякий случай. Никогда не знаешь, что может пригодиться, правда? Как будет здорово, когда его увидит твой муж, дети, родители, подчиненные, конкуренты, клиенты? А, Лера?

На секунду к горлу подкатила дурнота. Не от страха - от отвращения, хотя я старательно изобразила выражение крайнего ужаса.

Какой же ты дебил, Котов, думала я при этом, разве можно открывать свой жалкий стрит, не зная, какие карты у соперника. Упадышев, миленький, сдай мне роял-флеш, пожалуйста!

- Жень, подожди, - жалобно проблеяла я. – Подожди! Я… я не хотела, я…

- Да? – сощурился он. – Вот как ты теперь запела? Не хотела? Нет, Лерочка, поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Помнишь, как в детском садике говорили? Первое слово дороже второго.

- Жень, ну пожалуйста, - я старательно моргала, пытаясь выжать слезу, которая, когда надо, как назло, не желала выжиматься. – Прости!

Давай, давай, Лера, унижайся, ты же когда-то хорошо это умела. Вспомни, неужели так трудно? Войди в образ. Поплачь, попроси прощения. Жалобно. Чего тебе не хватает? Запаха мела и пыльной тряпки? Потных подмышек? Или новой толстой тетради в твердой обложке – помнишь, как она пахла, Тетрадь?

Какая-то важная мысль пробежала быстрым облачком, не задержавшись. Ладно, не сейчас.

Женька смотрел на меня с улыбкой злобного демона, наслаждаясь. Вот чего ему нужно было на самом деле. Что там секс! Этого добра можно от любой давалки получить. А такое удовольствие – это же деликатес, как во французском ресторане. Когда-то, еще подростком, он тренировался на мне. А может, заодно и на Наташке, откуда мне знать. Потом наверняка на других девушках. Оттачивал мастерство на жене, пока та не подала на развод. И вдруг встретил старый, испытанный источник вкусный эмоций.

- Жень, пожалуйста, ну я тебя умоляю!

Я старалась изо всех сил, но получалось не очень убедительно. Разучилась я это делать. За всем этим моим псевдоунижением наверняка торчали уши холодного расчета. Легче блефовать с мусорной картой на руках, чем вот так изображать запредельный испуг.

- Я подумаю, Лера, - сказал он холодно, и я прикрыла глаза рукой, чтобы они не блеснули торжествующе.

Именно это мне и надо было – чтобы он снова потянул время. Чтобы я, по его мнению, извелась и приползла к нему на коленях. Кстати, интересно, что там за кошмарное кино «на коленочках»? Хотя нет, лучше не знать. (212da)

Я смотрела на него умоляюще, изображая Бэмби или кота из «Шрэка», при этом прикидывая, не слишком ли переигрываю.

- Я тебе позвоню, - он встал и пошел к выходу.

Посидев еще минут пять, я расплатилась и тоже вышла на улицу. Добралась до Джерри, села, завела двигатель и только тогда позволила себе расслабиться – хохоча и от души матерясь. Хотя смешного в ситуации, разумеется, было мало. Но зато теперь она стала вполне прозрачной. Нет, он не врал, видео действительно было – иначе не сказал бы: «Помнишь то красивое кино? Ты еще просила, чтобы я его стер». Но он открыл свои карты, а я свои только готовилась получить. При этом зная: колода стасована так, что мне придет самая горячая комбинация.

Мне казалось, что я превратилась в сплошной оголенный нерв. Пятница, суббота… Упадышев не звонил. Погода стояла дождливая, что тоже оптимизма не добавляло. Вадим что-то писал, двойняшки отсиживались у себя на чердаке, папа возился со своими поделками в сарае. Мы с мамой парили банки, варили варенье. В общем, все были при деле, и никто не обращал на меня особого внимания.