Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Данил, сам бледнее мела, с ужасом смотрел, как кровь все льется из раны друга. Тот беззвучно шевельнул губами, и, разом вспотев, Данил зажал ему рот.
— Нет, не надо, пожалуйста.
Валера, подняв глаза, посмотрел на его трясущиеся губы, потом перевел взгляд к машине, застывшей поперек насыпи, среди высокой травы.
Губы его снова зашевелились под ладонью Данила.
— Не надо, не смей!
Валера поднял руку, показывая перед собой, шея его напряглась, и он захлебнулся кровью, хлынувшей изо рта черной густой струей.
— Валерка!
Но глаза того остановились и начали тускнеть, а лицо расслабленно застыло. Данил не мог больше вымолвить не слова, он сам захлебывался, слезы душили его. Уткнув голову в плече друга, он разрыдался, не замечая, что кровь, ставшая теперь ярко красной, заливает его.
Он ничего не видел и не слышал. Вернулась Галия и, сразу поняв все, остановилась, за его спиной.
— Это милиция. Данил, мне остановилась только милиция, — растерянно сказала она, оглядываясь.
Милицейская машина свернула к ним и остановилась не доезжая пару метров. Парни в милицейской форме вылезли оттуда и разделились. Один направился к ним, второй — через асфальтовую дорогу прямо в факелу горящей машине.
— Ого, — только и сказал он, почувствовав жар и останавливаясь.
Данил продолжал плакать.
Второй милиционер взглянул на него, посмотрел в раскрытые и устремленные вдаль глаза Валеры и взялся за рацию, настраивая связь.
— Диспетчер, здесь на шоссе…
Его напарник возвращался к нему.
— Кому-то мало не показалось. Тут не дорожный патруль нужен. Еще не забудь, эта машина вся в сеточку.
Данил не чувствовал и не понимал, как его привезли в милицию. Нервы его сдали, и он впал в то состояние, когда человеку уже безразлично, что будет дальше. Он все еще был в крови, но не ощущал этого, и когда ему предложили умыться, выполнил все, что от него требовалось, действуя, как робот. Как робот он поел, лег на показанную постель и заснул, скорее потерял сознание.
— Данил, Данил, — теребила его рука Галии, и он увидел себя, сидевшим на табуретке, и совсем не удивился этому, а безразлично посмотрел на стоявшую рядом девушку.
— Данил, Данил, почему ты молчишь?
«Не ходи в несознанку», — вспомнил он слова друга и с трудом разжал зубы.
— Скажи им, что мы ни в чем не виноваты.
Данил поднял на мужчину в штатском свои бездонные глаза, ставшие вдруг огромными на лице.
— Она тут не причем, — выдавил он.
Гала отпустила его плечо, упала на табуретку рядом и расплакалась.
— Ну вот, один языком подавился, другая рыдает.
Данил опустил глаза. Его вдруг прошиб мороз, и он затрясся, сидя в кабинете, залитом ярким и жарким солнцем.
— Мы тут не при чем, — повторила за ним Галия. — Отпустите нас, пожалуйста.
— А кто тогда при чем? Пушкин? Интересное дельце: погибло четыре человека, машина всмятку и взорвалась, застрелен ваш водитель, а вы не причем? Кто он, кстати? Как его зовут?
— Кого?
— Водителя.
— Валера.
— А фамилия?
— Не знаю.
— А чего ты знаешь?
— Ни-че-го!
Сзади открылась дверь. Галия обернулась и увидела мужчину и женщину, обоих в милицейской форме, вошедших в комнату.
— Разведите их.
— Встаньте.
Галия с готовностью поднялась.
— Куда меня? В тюрьму?
— Нет, не волнуйтесь.
— Это тебе еще предстоит.
Данил не шевелился, продолжая дрожать крупной дрожью. Конвоир приблизился к нему, тронул ладонью и дернул за руку.
Данил послушно поднялся, даже не взглянув на него. Конвоир отступил, пропуская его. Данил сделал шаг, другой и на третьем рухнул на пол, головой к порогу. Тело его слегка перевалилось от удара и застыло в мертвой неподвижности.
— Дан, — рванулась к нему Галия. — Вызывайте «Скорую», скорее.
— Какой базар, — усмехнулся, не шевельнувшись, следователь. — Здесь и не так косили.
Мужчина — конвоир не шевелился, а женщина нерешительно посмотрела вокруг, быстро подошла к лежавшему и присела рядом, пытаясь нащупать пульс на его запястье.
Галия в это время лихорадочно пыталась прощупать биение крови на шее.
— Слабый. Вот, смотрите.
— Ты понимаешь, что ли?
— Я медсестра. Вот, вот здесь. Его нужно немедленно госпитализировать.
Следователь, наблюдая, нехотя взялся за телефонную трубку.
Женщина — конвоир коснулась щеки лежавшего.
— Да он как лед. Вызывай врача, Николаевич. Он умирает. Давайте, помогите перевернуть его.
— Нельзя, — торопливо перехватила ее руку Галия. — Мы же не знаем, что с ним.
— Он больной, что ли?
— Не знаю.
— Но ты же…
— Врача, скорее.
— Алло, диспетчер, — заговорил следователь в трубку. — Врача в 27. Чего не знаю, того не знаю, красавица.
Врач вошел с чемоданчиком, веселый и румяный с утра.
— Что еще у нас? Опять прибил кого-то?
— Смотри и не болтай, — следователь наконец встал и обошел стол, присаживаясь на его край.
Врач присел над телом.
— А что не перевернули? Спина мне не нужна.
Конвоир бросился помогать.
Галия посмотрела в лицо Данила и испугалась. Было оно белым, как у только что умершего и сквозь чуть приоткрытые веки виднелись белки глаз.
Врач приподнял веки, слегка поворачивая голову лежавшего в сторону горевшей лампы, бесполезной в солнечный день.
— Похоже на каталепсию. Судороги были?
— Нет. Просто шел и упал.
— Что с ним? — спросил со своего места следователь.
— Откуда мне знать. Я не профессор. Госпитализирую?
— Валяй.
— Тогда позвони, чтобы носилки принесли.
— Звони сам. А скажи-ка, он случайно не косит?
— Да без понятия. Может он йог.
Галия тихо всхлипывала, стирая слезы кулаком.
Следователь закурил очередную сигарету и равнодушно смотрел, как тело с пола переложили на носилки, как их подняли два санитара и вынесли, следом за ними вышел врач и конвоир. Женщина же вопросительно посмотрела на следователя, и тот сказал ей: