– Нас гораздо больше, – говорит Эмми Роберту. Ее лицо напряжено; судя по нему, она не собирается выслушивать никаких возражений. – Что такое один против четверых? И нам незачем находиться там долго. Надо только прийти туда, найти зарядник, повернуть ключ и дать телефону зарядиться. Мы будем настороже и заберем все необходимое из грузового отсека. Еду и воду. Все, что уцелело.

Я знаю, что должна молчать, но у меня не получается.

– Туне не виновата, – бормочу я стылыми губами. – Это не могла быть она. Она не сумасшедшая. У нее нет склонности к насилию, такого за ней никогда не замечалось. Она просто… больная.

Потом я слышу, как Макс говорит приглушенным голосом:

– Если не она, то кто, Алис?

По его тону я понимаю, что это не вопрос и Макс говорит это с единственной целью окончательно закрыть данную тему, но все равно его слова не убеждают меня. Я думаю о силуэте среди дождя, о неразборчивом смехе на видеозаписи, о том, как Туне шептала: «По-моему, я видела кого-то на первом этаже».

Об Эмми, как ее зеленые глаза смотрели на меня. «Ты видела кого-то, не так ли?»

Именно на нее я гляжу сейчас.

Она сердито поджала губы – с такой силой, что рот еле виден на ее лице.

– Это не играет никакой роли, – говорит она, к моему удивлению. – Для нас важнее всего вызвать помощь и убраться отсюда. А для этого необходимо вернуться на площадь.

– Что будет, если твой план не сработает? – спрашивает Макс. Его светло-зеленый вязаный свитер весь в пятнах сажи.

Эмми чешет затылок.

– В худшем случае нам придется подождать помощи, – говорит она. – Моя мама беспокоилась, поэтому я сказала ей, что она может прислать сюда полицию, если я не дам знать о себе в течение сорока восьми часов. Это было, когда я считала, что просто смогу вернуться сюда, погрузить Туне и отвезти ее в больницу; но сейчас… – Эмми пожимает плечами. – Лучше будет, если сегодня мы попытаемся зарядить один из мобильников и вызовем по нему помощь. Вдобавок у нас нет никакой еды, помимо той, что находится во втором фургоне. Мы должны вернуться на площадь.

Я тащусь в нескольких метрах позади остальных, когда мы медленно, но верно начинаем идти назад к площади. Мой взгляд блуждает по переулкам, исследует темные уголки. У меня тяжело на душе, и поэтому движения мои заторможенные и вялые.

Туне, Туне, Туне…

Мне не хочется верить, что она подожгла автомобили. Но моя собственная убежденность на сей счет, к сожалению, не очень сильна, как бы я ни пыталась доказывать другим обратное. Сколько бы я ни думала, мне не удается найти лучшее объяснение.

Могли они взорваться сами по себе? Например, в результате поломки? Из-за утечки горючего, скажем, а потом каким-то образом возникла искра?

Пожалуй.

Возможно, это проклятие Сильверщерна. Или привидения. Или пришельцы. Или все-таки отличилась моя подруга, моя больная подруга, не принимавшая свои лекарства… Во время приступа паранойи или временного помутнения рассудка, свято веря, что она защищается от чего-то, чего не было…

Со страху многое можно натворить.

Я не хочу верить в это.

Другие останавливаются у самой площади. Я подхожу к ним и тоже останавливаюсь. Мы замираем. Прислушиваемся.

– Ну, что? – говорит нам Эмми.

Я смотрю на остальных. Никто из них не произносит ни звука, но Роберт кивает.

Проходит секунда, прежде чем я понимаю всю абсурдность ситуации, словно взятой из какого-то фильма.

Я не готова к этому. Я не согласна с этим.

Но кто меня спрашивает…

Эмми поворачивает за угол. Мы следуем за ней.

Пожар большей частью погас, оставив после себя почерневшие лохмотья растительности среди закоптелых булыжников. Ни рева сирен. Ни вращающихся колес. Обломки автофургона валяются там, где мы видели их в последний раз. Части оборудования разбросаны по всей площади.

Не помню, покрывает ли страховка необычные несчастные случаи. Или поджог… Здесь ведь речь идет именно о нем?

У меня дергаются уголки рта. Мне приходится зажать его ладонью, чтобы не выдать истерический хохот.

Я медленно иду через площадь, стараясь ступать как можно тише, сама не знаю почему. Если кто-то находится так близко, что может услышать мои шаги, он ведь и видеть меня тоже может. Но логические аргументы не имеют значения для моих животных инстинктов; подчиняясь им, мое тело старается шуметь как можно меньше, сгибается, крадется…

Я веду себя словно дичь, ожидающая внезапного нападения.

«Вольво» – в дальнем конце площади. Изначально она стояла в стороне от других машин и, возможно, поэтому не пострадала так сильно, как второй фургон. Ее ударило о стену, но она не перевернулась и не загорелась, и скорее выглядит так, словно ее нетрезвый водитель не вписался в поворот. Корпус помят, двигатель серьезно пострадал, но бóльшая часть кузова осталась неповрежденной.

– Вы что-нибудь слышите? – тихо спрашивает Эмми. Ее лицо напряжено.

Я качаю головой, а Роберт отвечает так же тихо:

– Ничего.

Макс встает рядом со мной, когда мы подходим к его машине, и я отодвигаюсь в сторону: не могу смотреть на него. Пячусь, пока не касаюсь дверной ручки. Слышу щелчок, когда дверь открывается.

– О’кей, – говорит Эмми. – Замечательно. Я пойду к фургону и попытаюсь откопать генератор.

Я не хочу оставаться с Максом, поэтому мои ноги сами несут меня вслед за ней. Автофургон не выглядит угрожающе – скорее напоминает раненое животное, прилегшее на бок передохнуть. Из-за узких оплавившихся шин он кажется скорее творением природы, нежели человека.

– Я не знаю, как нам забраться внутрь, – серьезно говорит Эмми.

Я понимаю, что она имеет в виду. Микроавтобус стоял задом к другому автомобилю, и двери грузового отсека пострадали от взрыва сильнее всего. Они серьезно помяты, и я сомневаюсь, что нам удастся их открыть.

– Могу попробовать, – предлагаю я тем не менее. – Если не получится отсюда, попытаюсь забраться через дверь со стороны водительского сиденья. – Она сейчас находится сверху.

Я думала, Эмми начнет протестовать, но она просто кивает.

Осторожно дотягиваюсь до дверной ручки. Ее покоробило от температуры, она изогнулась и оплавилась. Пытаюсь потянуть за нее, но она не поддается.

– О’кей, – говорю я Эмми. Этим и ограничиваюсь: большего не требуется.

Огибаю машину и подхожу к ее передней части. Дверь находится выше, чем я думала. У меня нет ни единого шанса добраться до нее самостоятельно.

Оборачиваюсь посмотреть, нет ли рядом чего-то, на что я смогла бы встать, но Эмми уже схватила наполовину обуглившуюся автопокрышку и начинает тащить ее ко мне. Подойдя, ставит свою ношу набок и протягивает мне руку, предлагая опереться на нее.