Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я любила его за эти усилия, лишь смутно понимая, насколько сложно было перейти с роли мужа и отца на неполный день и освоить роль полноценного родителя-одиночки. Я помню его суровое лицо, когда мы впервые решили съездить куда-нибудь вместе после смерти мамы. Никто из детей не хотел сидеть на заднем сиденье. Но в основном я видела лишь Другого отца. Я всегда защищала маму, когда они с отцом спорили, и во время наших «девчачьих разговоров» я узнала об их браке все, о чем не должна знать 16-летняя девочка. Я слышала, что, когда мать делится с дочерью обидой на мужа, она делает из дочери союзницу, как бы сковывает ее отношениями и мешает наладить связь с отцом. Отчасти мой гнев на отца возник из-за этого. А еще потому, что он не сказал маме, насколько серьезной была ее болезнь. Он не дал ей шанса обратиться к вере, которой она дорожила, или попрощаться с нами по-другому. Кроме того, я злилась на отца за то, что он был просто отцом. Если после смерти моя мать стала для меня святой, отца я сделала главным грешником. Как бы он ни старался, не мог угодить мне. И его главная вина заключалась в том, что он не был мамой.
Я всегда знала, что отец любил нас, своих детей. Он проявлял любовь любыми возможными способами: короткими телефонными звонками, 10-долларовыми купюрами, которыми набивал карманы моей одежды, когда я уходила из дома; посылками, которые приходили, как часы, накануне дня рождения одного из нас. Открытка была подписана: «С любовью, дедушка» или «С любовью, папа». Мои взрослые друзья и молодые люди, которые познакомились с ним в поздние годы, считали его вежливым, тихим, сдержанным и одиноким мужчиной. Но когда-то я знала его как эмоционально непредсказуемого человека, который много пил. Как человека, который вел себя как ребенок, из-за чего его детям казалось, что они должны заботиться о нем. Одно дело – принять хорошее и плохое в матери, которая умерла, и совсем другое – примирить чувства любви и обиды к родителю, который жив. Раньше я считала дистанцию между мной и отцом странной, даже постыдной, но когда попросила 93 женщин без матерей описать свои отношения с отцами, обнаружила, что не одинока. Лишь 13 % опрошенных женщин назвали свои отношения с отцами «потрясающими», 31 % – «слабыми», а остальные разместили где-то посередине. Некоторые из этих дочерей когда-то были близки со своими отцами и утратили связь после смерти мамы. Другие сообщили, что отношения испортились, когда в семье появилась мачеха. Третьи признались, что их связь с отцом никогда не была прочной, хотя они не замечали этого, пока мать была жива.
Независимо от обстоятельств, названные цифры в лучшем случае расстраивают, в худшем – вызывают тревогу. На протяжении последних десяти лет многие ученые изучали важность оставшегося родителя для адаптации скорбящего ребенка. В каждом исследовании вердикт был очевиден: хорошие отношения между скорбящим ребенком и оставшимся родителем помогают смягчить плохие последствия утраты. Натянутые отношения или отношения, сопровождающиеся игнорированием либо жестокостью, могут плохо влиять на ребенка, например вызвать депрессию и повышенное кровяное давление или ослабить самооценку и стрессоустойчивость.
Исследователи пытались выявить прямую причинно-следственную связь между ранней утратой родителя и депрессией. Сегодня принято считать, что оставшийся родитель представляет собой важное связующее звено. Депрессия чаще появляется у скорбящих детей, которые не получают эмоциональной поддержки от оставшегося родителя, чем у тех, к которым родитель проявляет заботу и сострадание. «Без сомнений, самое важное внешнее влияние на эмоциональное состояние ребенка и его адаптацию к утрате оказывает родитель или взрослый, который воспитывает его», – утверждает Теймар Гранот.
Работа Филлис Сильвермен и Уильяма Уордена, пожалуй, самый полный источник знаний о детях без матери, воспитываемых отцом. Когда ученые сравнили группу детей без матерей с группой детей без отцов, они обнаружили, что дети из первой группы чаще сталкивались с переменами в повседневной жизни, а их эмоциональные потребности удовлетворялись реже. У них быстрее появлялась мачеха, а отец чаще впадал в депрессию. Это в свою очередь повышало шансы развития депрессии у ребенка.
В 2012 году более 1,1 миллиона американских девочек в возрасте до 18 лет жили с отцами без матерей[11]. Из всех детей, живущих с одним родителем, эти девочки чаще сталкивались с личными проблемами, особенно в подростковые годы. Гарвардское исследование детского горя показало, что девочки-подростки, оставшиеся без матери и воспитываемые отцами после ее смерти, гораздо чаще вели себя импульсивно или нарушали закон, чем девочки, живущие без отца. «Часто они были старшими детьми в семье и приняли на себя обязательства по готовке и заботе о братьях или сестрах, – поясняет Уильям Уорден. – Отчасти это причина их возмущения. Отцы часто приводили новых пассий в дом, и это тоже обижало дочерей. Общей конкретной причины нет. Но в целом девочки-подростки, потерявшие матерей, вели себя хуже, чем девочки-подростки, лишившиеся отцов».
По мнению Ричарда Уоршака, доктора философии, клинического профессора психологии в Юго-Западном медицинском центре Техасского университета и эксперта по отцовской опеке, девочки, воспитанные отцами, отличаются пониженной самооценкой и повышенной тревогой, в отличие от мальчиков, воспитанных отцами, и детей обоих полов, воспитанных матерями. Одна из причин – отцовские сомнения и неуверенность в воспитании дочерей. Другая причина – боязнь девочек стать «супругой-дублершей».
«Когда отец вынужден воспитывать ребенка другого пола, процесс усложняется, – поясняет Нан Бернбаум. – Отчасти на него влияет его самоотождествление