На стрелку ехали в неброских машинах. Доктор, Сергей, Танцор и Гусь сидели в синей «семерке», а еще четверо бойцов следовали за ними в зеленой «пятерке». Обе машины выглядели изрядно замызганными, однако по той скорости, с которой оба «жигуленка» уходили на перекрестках, Сергей понял, что двигатели на них установлены форсированные. Километрах в пяти от нужной развилки машины остановились на обочине дороги, и Танцор, открыв багажник «пятерки», приступил к раздаче оружия — в городе его раздавать было опасно, мало ли какой сумасшедший гаишник остановит… Экипаж «семерки» получил по «тэтэшке» с запасным магазином и по одной гранате Ф-1, бойцы из «пятерки», возглавляемые неким Димой с добрым прозвищем Караул, взяли по короткому автомату АКСУ и по паре гранат. Сергей, с опаской взяв гранату, спросил у Танцора:

— Лимонки-то не «левые»?

— »Эфки» самое то, что надо — проверено! Ебошит так, что аж пиджак заворачивается… Нам их один прапор поставляет — прямо со складов. Пьяный всегда в полуговно, но точный, как штык! Берите, говорит, только у меня, надежнее матроса не найдете. — Против обыкновения Танцор был словоохотлив и весел, его глаза лихорадочно горели, а губы дергались в жутковатых ухмылках.

«Кровь, видать, чует», — с тоской подумал Челищев, пряча лимонку в карман куртки. Все защелкали затворами, загоняя патроны в патронники. Сергей тоже приготовил к бою свой ТТ и сунул его за ремень брюк — на левое бедро рукояткой вперед. Через минуту тронулись.

Чечены уже были на месте, фары их «девятки» и старенького «вольво» освещали развилку. Когда «семерка» с «пятеркой» остановились, из «вольво» вылез невысокого роста крепыш в коричневой дубленке и пошел к центру перекрестка.

Перед тем как Сергей вышел, к нему обернулся Танцор:

— Если поймешь, что все — падай на землю! Это для нас сигнал будет.

— Грязно на дороге-то, — непонятно зачем буркнул Челищев, выходя. Бывает так иногда — от нервов ляпают люди разные несуразности.

— Грязь не кровь, ее смыть можно, — сказал Танцор уже в спину Сергею.

Чечену, стоявшему на развилке, было около сорока, виски его серебрились сединой, но в неторопливых движениях чувствовалась уверенная сила.

— Я Иса, — негромко сказал крепыш. — О чем говорить будем?

Сергей внутренне сжался. «У Степаныча» Антибиотик говорил ему об Исе — он был правой рукой Джохара, главы чеченского клана в Питере. Ходили слухи, что Иса закончил когда-то какую-то крутую школу телохранителей и умеет стрелять с обеих рук. С другой стороны, Иса мог принимать самостоятельные решения, в отличие от Челищева, который был уполномочен лишь настаивать на том, что они обговорили с Виктором Палычем.

— Меня зовут Сергей. Нужно выяснить вопрос по Либману и вашей фирме «Вайнах».

— А что там выяснять? — удивился чечен. Ветер теребил полы его расстегнутой дубленки, и он прижал их руками к бедрам.

Сергей молча протянул ему папку. Иса осторожно взял ее, следя за руками Сергея. Челищев демонстративно сцепил пальцы перед собой. Иса начал пролистывать документы в свете фар, время от времени искоса поглядывая на Сергея. Долистав до конца, он захлопнул папку и переложил ее в левую руку.

— Ну и что? Ты что, хочешь нам «кидок» предъявить, я не понял? Сергей качнул головой:

— Дело не в «кидке», а в беспределе. Тот, кто беспределом занимается, мешает работать всем.

Иса нахмурился:

— Это наша проблема, мы и разберемся.

— Проблема общая, Либман защиты у нас попросил, он не под вами был, вы его на долях разводили.

Иса еле заметно покачал головой и начал протягивать Сергею папку. По тому, как он слегка напружинил ноги и пригнулся, Челищев понял, что, как только он возьмет папку, Иса выстрелит, и тогда уже ничего будет не остановить и не исправить. Он понял это каким-то звериным чутьем, и оно подсказало Сергею единственно правильное решение: протягивая руку, чтобы взять папку с документами, но еще не коснувшись ее, Челищев вдруг широко, весело заулыбался и сказал:

— Один вопрос, Иса… Как ты думаешь, многие шакалы в городе обрадуются, когда узнают, что мы тут друг друга перестреляли?

Иса на мгновение замер, но потом, увидев открытую улыбку Сергея, в которой не было страха, вдруг сам расхохотался и опустил руку с папкой. Отсмеявшись, они осторожно достали сигареты и закурили.

— Ладно, что ты предлагаешь? — спросил Иса.

— С алюминием — дело прошлое, забыли и проехали, — ответил Сергей. — Но квартиру, машину и фирму Либману надо вернуть. А работать он будет с нами.

— Но мы тоже деньги тратим — бабу его сумасшедшую в клинику устроили, — перебил Сергея чечен.

— Насчет бабы… Иса, ты же ведь не хуже меня знаешь, от чего она с ума сошла.

Иса скрипнул зубами и выругался по-чеченски:

— С теми шакалами из презренного рода отдельный разговор будет. Считай, что их уже нет в городе. Ладно, забирайте своего Либмана… Но по справедливости наша доля с его фирмы пусть десять процентов будет.

Сергей улыбнулся, но покачал головой:

— Ему сейчас тяжело, пусть вам будет пять процентов, а раскрутится — обсудим эту тему еще. (Челищев знал, что эти проценты — чистая формальность, своего рода «сохранение лица». На самом деле Антибиотик говорил ему, что и пятнадцать процентов отдать чеченам вполне допустимо. Важно было «забрать» Либмана, а его фирма — в сущности, вопрос условный. Сегодня у человека одна фирма, завтра — другая. Главное — с кем он работает.) Иса эмоционально взмахнул рукой.

— Э-э, что мы, на базаре? Пусть будет пять!

Они пожали друг другу руки. Пожатие чечена было сухим и крепким.

— Завтра пусть наши бухгалтеры созвонятся и оформят бумаги. А для тебя лично — вот как меня найти, — чечен гордо сунул Сергею черную визитку, на которой золотом были напечатаны семь цифр радиотелефона и всего три буквы — ИСА.

— Приятно было говорить с мужчиной! — Иса еще раз стиснул ладонь Челищева и, резко повернувшись, зашагал к своим машинам. Только сев в «семерку», Челищев почувствовал, что рубашка у него на спине абсолютно мокрая от пота. Релаксация наступила не у него одного. Гусь матерился, как заведенный. Доктор заливался смехом, делясь впечатлениями:

— Ну ты даешь, Адвокат, прямо как волшебник, ей-богу. Я, когда он папку тебе назад пихать начал, подумал — все, жопа, сейчас мочилово начнется, начал уже колечко у «эфки» тянуть, а тут вы ржать начали!

Общее возбуждение не коснулось только Танцора, он, казалось, наоборот, был словно разочарован чем-то, смотрел в темноту на отъезжающие чеченские машины и еле слышно мычал какой-то мотивчик…

Последовавшие за разборкой с чеченами две недели Сергей крутился буквально как белка в колесе.

Антибиотик встретил его, словно космонавта, вернувшегося на Землю после выполнения важного правительственного задания. Столько похвал в свой адрес Челищев не слышал, наверное, за все годы работы в прокуратуре, и он смог в полной мере оценить справедливость поговорки о том, что доброе слово и кошке приятно… Всем участвовавшим в разборке браткам были выплачены изрядные премии, что, естественно, подняло авторитет Челищева в их глазах (деньги-то получать все любят, особенно когда они чистыми приходят, не через кровь). Сергею же, кроме всего прочего, были торжественно вручены ключи от новенького «вольво-940» и уже закатанный в пластик техпаспорт на его имя. Челищев, никогда раньше не имевший своей машины (а тем более такой шикарной), радовался, как ребенок, и, казалось, готов был даже спать в своей «вольво». Тем более что спать ему хотелось постоянно: Виктор Палыч свалил на Сергея чуть ли не все рабочие стрелки группировки Адвоката. Только теперь Челищев начал осознавать истинные масштабы империи Антибиотика. Встречаясь в день по семь-восемь раз с различными бизнесменами и бандитами из организации Виктора Палыча и других сообществ, Челищев понимал, что Антибиотик сознательно «светит» его, но, с другой стороны, он получал огромное количество важнейшей информации — кто кого «держит», кто кому платит, кто с кем на долях, а также — кто какое место занимает в сложной иерархии бандитского Петербурга. Несмотря на то, что почти все стрелки были мирными, они забирали массу нервной энергии, и Сергей приходил домой каждый день лишь за полночь (после обязательного вечернего доклада Виктору Палычу), у него хватало сил лишь на то, чтобы выкурить сигарету и упасть лицом в подушку, иногда даже не раздеваясь. Катерину он почти не видел — начался декабрь, и, как это всегда бывает под конец года, у нее накопилась масса финансовых вопросов, требующих немедленного решения, к тому же она начала работать с воспрянувшим к жизни Либманом, который буквально фонтанировал разными проектами и идеями. Либман долго не мог поверить, что его рабство у чеченов закончилось, он плакал, говорил Сергею и Кате, что он их должник на всю жизнь, и не только он, но и дети его, а однажды сделал даже попытку поцеловать Сергею руку. Сергей возмутился и руку свою у Миши отнял, но в душе ему, конечно, была очень приятна благодарность «Эйнштейна», и он поймал себя на мысли, что если бы Либман пришел со своими проблемами в прокуратуру, то, скорее всего, они бы не только не были решены, но еще и усугублены. Эта мысль грела, давала некое моральное оправдание резким переменам в жизни Челищева, и все равно он время от времени чувствовал себя волком, несущимся вместе с чужой стаей по офлажкованным дорожкам. Впрочем, размышлять об этом серьезно времени не было совсем, поток событий, подхвативший Сергея, становился все более стремительным.