– Может, сейчас поспишь? – предлагаю я.

Он качает головой.

– Это против правил.

– Каких еще правил?

– Поездочных. Кто-то должен не спать вместе с водителем.

– Это имеет смысл, только когда людей много, а мы сейчас вдвоем, и ты уставший.

Он смотрит на меня, словно обдумывая.

– Послушай, – продолжаю я, – мы можем составить новые правила.

Бэн все смотрит. А потом сдается. Поворачивается к окну и засыпает на три часа.

Видеть его спящим почему-то приятно. Может, дело в солнце, а может, это я себе навоображала, но синяки у него под глазами как будто светлеют. Бэн просыпается, когда я подъезжаю к заправке в конце шоссе. Внутри у них висит большая карта, на которой красным кружочком отмечено место, где мы находимся: 93-е шоссе соединяется с 80-й межштатной автомагистралью. Нам надо по ней на восток, затем по 15-й автомагистрали на юг, в сторону Солт-Лейк-сити. А если поехать по ней же на запад, попадем в Калифорнию, чуть выше озера Тахо.

После того как Гарри прислал мне адрес, я на это озеро несколько часов пялилась. Хотя он сам живет не на озере, а в городке неподалеку. Но оно такое красивое, вода голубая и прозрачная.

– А город Траки в Калифорнии далеко отсюда? – спрашиваю я у кассира.

Он пожимает плечами. Вместо него мне отвечает водитель грузовика «Питербилт», говоря, что чуть меньше пятисот километров.

– А от Траки до Лафлина, Невада? В смысле, большое ли это будет отклонение?

Он чешет бороду.

– Где-то километров на пятьсот. От Траки дотуда километров восемьсот-девятьсот, а если отсюда – восемьсот. В любом случае дорога долгая.

Я отдаю сорок баксов за бензин, карту Калифорнии, пару буррито и литр «Доктора Пеппера». Когда я возвращаюсь к машине, Бэн роется там в поисках очков от солнца.

– Как думаешь, к ночи будем в Лафлине? – спрашивает он.

– Едва ли. Мы выехали поздно, так что не раньше полуночи, – я вставляю пистолет в бак.

Бэн выходит и принимается очищать окна скребком.

– Постараемся. Я отоспался. Долго я был в отключке?

– Четыреста километров.

– Значит, к ночи доедем. Я поведу.

Я разжимаю руку, бензин перестает литься.

– Что такое? – спрашивает Бэн и смотрит на карту Калифорнии. – Ты что, передумала?

Я качаю головой. Нет. Не передумала. Это нужно сделать. Довести до конца. Но мы так близко. Ну, не совсем. За пятьсот километров. Может, у меня даже адрес неправильный или неактуальный. По словам Гарри, он много переезжал. Но я впервые подобралась так близко, всего триста километров.

– А тебе когда надо дома быть? – спрашиваю я.

Бэн соскребает мошку со стекла, затем пожимает плечами.

– Мне, кажется, хочется еще кое-куда заехать.

– Еще? Куда?

– В Траки. Это в Калифорнии, рядом с Рино.

– И что там?

Если кто-то и поймет, то это Бэн.

– Отец.

34

В районе десяти мы находимся где-то высоко в горах Сьерра-Невада, застряли в цепи домов на колесах и грузовиков с громадными моторными лодками. Бэн ведет уже шесть часов без передышки. Снова пора заправляться и надо решить, где будем ночевать, но я хочу уже попасть туда.

– Остановиться лучше слишком рано, чем слишком поздно, – говорит Бэн.

– Но мы еще не доехали.

– Траки недалеко от Тахо. Сейчас лето. Все забито. Переночевать лучше в Рино. К тому же отели при казино дешевле.

– А, да, отели. – Вчера об этом думать не пришлось.

Центр Рино кричаще яркий. После района крупных казино с анонсами выступлений таких групп, которые были популярны во времена молодости Триши, город становится мрачным: ветхие мотели с залами дешевых игровых автоматов и завтраком со стейком за 3.99.

Мы выбираем один из таких паршивых мотелей.

– Сколько у вас стоит номер? – интересуется Бэн.

– Шестьдесят долларов. Выезд в одиннадцать, – отвечает мужик с влажными глазами, он напоминает мне мистера Педью.

– Дам восемьдесят за два и уедем к девяти, – хлопнув рукой, я выкладываю двадцатки на стойку. Он смотрит на мою грудь. Бэн хмурится. Мужик сгребает деньги своей паучьей лапкой и бросает нам два ключа.

Бэн достает кошелек и пытается отдать мне деньги, но я отмахиваюсь:

– Я угощаю.

Мы молча возвращаемся к «Джетте», после такой длинной поездки мотор еще щелкает. А завтра проехать надо будет еще больше. Взяв рюкзак, я поворачиваюсь в сторону своего номера, который находится в противоположном конце от его.

– Встречаемся завтра в девять в машине.

– Завтра понедельник, – говорит Бэн, – может, лучше пораньше. Вдруг ему на работу идти. Так целый день потеряем.

Об этом я не подумала. Совсем счет времени потеряла. А ведь мы уже два дня едем.

– Восемь?

– Семь. Нам дотуда еще полчаса добираться.

– Ладно. В семь.

Мы стоим, смотрим друг на друга. На парковку со скрипом заезжает грузовик.

– Спокойной ночи, Коди, – говорит Бэн.

– Спокойной ночи.

Войдя в номер, я планирую принять ванну, но, увидев, какая она грязная, с кольцом омертвевшей кожи, предпочитаю помокнуть в душе под слабенькой струйкой. Выхожу, вытираюсь тоненьким полотенцем и осматриваюсь.

«Смерть – это последний обряд посвящения, и она может стать самым священным ритуалом. Иногда чтобы придать ему более личный характер, надо делать это анонимно». Такой совет содержался в зашифрованных файлах на ноутбуке Мэг. Брэдфорд это сам написал? Он вполне мог такое сказать. Я смотрю по сторонам. Тут все точно так, как и в мотеле, где Мэг сделала это с собой.

Я представляю себе в подробностях, как она заперла дверь, вывесив табличку «Не беспокоить», положила чаевые для горничной. Пошла в ванную, чтобы смешать химикаты, включила вентилятор, чтобы другие гости не уловили запах.

Я сажусь на кровать. Представляю, как Мэг дожидалась, когда яд подействует. Она сразу легла, или только когда началось покалывание в ногах? Ее рвало? Ей было страшно? Или она испытала облегчение? Был ли момент, когда она поняла, что обратного пути уже нет?

Я ложусь на грубое покрывало, пытаясь представить, какими были последние минуты жизни Мэг. Жжение, покалывание, онемение. Слышу, как меня подталкивает голос Брэдфорда. Мы рождаемся в одиночестве и умираем в одиночестве. Перед глазами плывут черные пятна, я чувствую, что это происходит со мной. По-настоящему.

Я дрожащими руками хватаюсь за телефон. Бэн сразу же берет трубку.