Я знаю, Роберт сказал бы, что когда мы поженимся, у нас еще будут дети, и сыновья, и дочери. Но это было слабым утешением.

А тут еще Уолтер объявил, что устал от поездок и отныне намерен постоянно жить дома.

— Мне все это надоело, — сказал он. — Ирландия — это совершенно безнадежная затея. Отныне я буду жить дома. Я заслужил спокойную жизнь. Мы едем в Чартли.

Для себя я тут же решила, что никуда не поеду. Опять похоронить себя вдали от удовольствий большого города, интриг двора и от моего обожаемого Роберта? Разлука с ним только распалила мою страсть, и я знала, что, стоит мне с ним встретиться, я забуду об осторожности. Я забуду о муках совести и буду наслаждаться в его объятиях, предоставив будущему самому позаботиться о себе.

Я стала сильнее и была уверена в том, что смогу вынудить Уолтера делать то, что я захочу.

— Чартли — это прекрасно, дорогой, — солгала я. — Но ты случайно не заметил, что наши дочери подросли?

— Конечно, заметил. Сколько уже Пенелопе?

— Мог бы и помнить возраст своей дочери. Ведь она наш первенец. Ей уже четырнадцать.

— Это слишком рано для брака.

— Но не рано подобрать ей подходящую пару. Я хотела бы заранее позаботиться о супруге для нее.

Уолтер подумал и согласился.

— Я имею в виду конкретно Филиппа Сидни, — продолжала я. — Он был в Чартли во время визита королевы, и, похоже, они с Пенелопой понравились друг другу. Всегда лучше, когда девушка заранее знает своего будущего мужа, а не бросается в омут.

Уолтер снова согласился и сказал, что, по его мнению, Филипп Сидни — это прекрасный выбор.

— Как племянник Лестера, он в милости у королевы, — добавил он. — Я слышал, Елизавета по-прежнему обожает Роберта.

— Он все еще на вершине.

— Это хорошо, но если королева выйдет замуж за какого-нибудь иностранного принца или короля, то Лестер утратит свое положение при дворе.

— Думаешь, она когда-нибудь выйдет замуж?

— Министры очень настаивают, указывая на то, что если она умрет, не оставив наследника, в стране начнется гражданская война между претендентами. Она должна дать Англии наследника.

— Она уже несколько старовата для деторождения, хотя никому не позволено вслух говорить об этом.

— Ну и что? Все возможно. Пусть постарается.

Я вдруг рассмеялась при мысли, что на восемь лет моложе королевы.

— Что смешного?

— Ты смешной. За такие речи тебя могли бы бросить в Тауэр.

Господи, какой же он скучный и как я устала от него!

С Робертом мне теперь лишь изредка удавалось перекинуться парой фраз.

— Это невыносимо, — жаловался он.

— Но я не могу по ночам уходить от Уолтера, и ты не можешь теперь приходить в Дарем-хаус.

— Я что-нибудь придумаю.

— Дорогой, ты же понимаешь, что не сможешь разделить с нами брачное ложе. Тогда даже Уолтер заметит, что происходит нечто странное.

Как ни тошно мне было, все же зрелище Роберта, мечущегося в поисках выхода, доставило мне удовольствие.

— Ладно, мой волшебник. Буду ждать чудес.

Но неизбежное случилось. Кто-то — уж не знаю кто, — нашептал Уолтеру, что Роберт Дадли проявляет повышенный интерес к его жене.

Уолтер не поверил. Не поверил, что я могу его обмануть. Боже, каким же он был наивным! Я бы обвела его вокруг пальца, но у Роберта было много врагов, желающих не столько неприятностей для Эссексов, сколько имевших целью устранить Лестера как фаворита королевы.

Однажды вечером Уолтер зашел в спальню. Вид у него был мрачный.

— До меня дошли мерзкие слухи.

Сердце у меня заколотилось, я знала, что виновата перед ним. Однако умудрилась спокойно спросить:

— Вот как? И что за слухи?

— О тебе и Лестере.

Я широко открыла глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Я слышал, что ты — его любовница.

— Да кто тебе сказал такую чушь?

— Мне рассказали об этом с условием, что я сохраню в тайне источник.

— И ты веришь этому источнику?

— Я не верю слухам о тебе, но репутация Дадли на этот счет хорошо известна.

— Ты сам себе противоречишь. Как ты можешь одновременно верить мне и подозревать Лестера?

Вот дурачок! Я решила, что лучшая защита — нападение.

— А мне, Уолтер, очень не нравится, что ты сплетничаешь по закоулкам о своей жене с посторонними людьми.

— Я не верю, что это была ты, Леттис. Его, наверное, видели с другой.

— Но ты, конечно, сразу заподозрил меня — в моем голосе уже звучало благородное негодование.

Это очень подействовало на него, и бедняга уже почти умолял о прощении.

— Я не поверил. Но мне хотелось бы, Леттис, чтобы ты сама сказала мне, что это клевета. И я вызову на дуэль мерзавца, который сказал мне об этом.

— Уолтер, — ответила я, — ты же и так знаешь, что это клевета. И я знаю, что это клевета. Если ты поднимешь шум, это дойдет до королевы, и ты же останешься виноват. Ты ведь знаешь, как болезненно воспринимает Елизавета интриги против Лестера.

Уолтер молчал. Похоже, мои слова заставили его призадуматься.

— Мне жаль ту женщину, которая связалась с Робертом, кто бы она ни была, — вздохнул он.

— Мне тоже, — многозначительно согласилась я.

И тем не менее я была обеспокоена. Нужно было срочно увидеться с Робертом и рассказать ему, но это было непросто. Он постоянно находился рядом с королевой, я — с Уолтером. Но Роберт тоже искал встречи со мной, поэтому нам все-таки удалось коротко переговорить.

— Это сводит меня с ума, — пожаловался он, имея в виду нашу разлуку.

— То, что я тебе сейчас расскажу, сведет тебя с ума окончательно.

И я рассказала ему.

— Кто-то распускает слухи, — сказал он, выслушав меня. — Теперь они припомнят твою болезнь и будут говорить, что ты избавилась от моего ребенка.

— Но кто это делает?

— Моя дорогая, за нами шпионят и предают как раз те, кому мы больше всего доверяем.

— Если это дойдет до Уолтера… — начала было я, но Роберт перебил:

— Если это дойдет до королевы, у нас будет куда больше поводов для беспокойства.

— И что мы можем сделать?

— Положись на меня. Мы обязательно поженимся. Надо только сначала кое-что сделать.

Я поняла, что он имел в виду, когда через несколько дней Уолтера срочно вызвали к королеве.