Баз вновь наполнил свой бокал. Он непрерывно курил, нервно зажигая сигарету за сигаретой дрожащими руками. Юлианна слушала, не смея пошелохнуться. На ее глазах Баз крушил собственный миф, возвращая себя в детство. Это было странное, болезненное зрелище.

– Все переменилось, – продолжал он. – Другие студенты стали относиться ко мне иначе. Ребята хлопали по плечу, девушки проводили пальчиком по затылку и поздравляли с удачной переменой. Кое-кто показывал, что не прочь заняться со мной сексом. В то же время что-то произошло с моим голосом, после болезни он так и не восстановился. Вместе с лишним весом пропал и голос. Профессора уговаривали меня немного поправиться, они говорили, что я стал слишком уж худощав. Эта фраза засела у меня в голове. «Слишком худощав. Слишком худощав», – для меня это звучало как похвала. Это было успехом. И я решил, что никогда в жизни не съем больше ни одного пирожного.

– Но ты же их сам печешь, – сказала Юлианна – Причем в телевизоре.

– Правильно, – сказал Баз. – Пеку. Но не ем. Бросив консерваторию, я вернулся домой и жил на одних супчиках и анаше. Я столько думал о том, чего мне нельзя есть, что для других мыслей почти не оставалось места. Я начал читать кулинарные книги. Смотрел кулинарные программы по телевизору. Начал сочинять разные кушанья и угощать ими родителей и соседей. Сам же ограничивал себя супчиком из сельдерея, и так продолжалось, пока я однажды не посмотрел программу, посвященную кухне для гурманов. Еды хоть завались, но нет времени, чтобы есть. Для меня это было как зов свыше. – Баз затушил окурок в пепельнице. – В девяностом году я поехал в Амстердам. Единственное место, где можно было спокойно курить дурь. А где ты была в это время, Юлианна? Что ты тогда делала?

– Жила в Осло, – сказала она. – После того как вернулась из Парижа.

Опустив глаза, она собирала на скатерти крупинки соли. Ей не хотелось больше ничего говорить. Но Баз и не спрашивал. Бутылка опустела. Стрелки часов на стене показывали десять минут третьего. Они улыбнулись друг другу, взяли пиджаки и вышли на улицу. Шел дождь. Они спрятались под каким-то красным балконом. Баз закурил косяк.

– Так эта штука и правда помогает? – спросила Юлианна.

– Да, – сказал Баз. – От грусти. От страха. От одиночества. От всего такого прочего.

Он стряхнул пепел на плитки тротуара. Его смыло водой.

– Иногда погрустить не мешает, – сказала она.

– Только не мне, – сказал он. – Я же богатый и выступаю по телевизору. Мне нельзя быть грустным. От грусти надо лечиться. Таблетками и терапией. Иногда помогает хорошая затяжка.

Он помолчал, пережидая, когда проедет случайный велосипедист. Тучи нависли над крышами, будто сделанная из папье-маше упаковка, в которую уложили весь город.

– Мне надо возвращаться в гостиницу, – сказала Юлианна. Улыбнувшись, она нащупала кнопки у двери и набрала код. Дверь приотворилась.

– Кстати, я видела твои шоколадные скульптуры, – сказала она. – Здорово сделаны.

– Спасибо! – сказал Баз. – Открытие выставки через два дня. Может, придешь?

– Может быть.

Баз прикоснулся холодной ладонью к ее щеке. Это был неловкий жест, а улыбка, которой он его сопроводил, – словно бы извиняющейся.

– Спокойной ночи, Юлианна, – только и сказал он.

Она быстро пожала его руку и ответила:

– Спокойной ночи, Гаррет.

Стоя босыми ногами на ковре в накинутом на плечи халате, Баз смотрел в окно на двор «Гранд-отеля Амстердам». Там внизу было сухо. Баз чувствовал себя хорошо отдохнувшим. Он давно не спал так хорошо и крепко, как в эту ночь. Он спал так глубоко, что даже видел сны, настоящие сны при закрытых глазах, а не фантастические картины, возникавшие в мысленных монологах, как обычно. Но сейчас он ощущал беспокойство. Очень уж он вчера дал волю языку и, разболтавшись, открыл свои уязвимые места, отбросив защитную броню. В первую минуту он испытал огромное облегчение, затем оно сменилось тревогой. Теперь эта Юлианна все про него знает. Нет, не все! Одно, самое главное, то, что он таскал с собой в чемоданчике с кодовым замком, все-таки осталось при нем. До этого она не добралась. Возможно, он и без того уже сказал слишком много и бесповоротно оттолкнул ее от себя. А вдруг она теперь не придет? Вдруг она, проснувшись, подумала про него: «Ну и барахло!», несмотря на все его благополучие? В этом нет ничего невозможного. Такое с ним уже бывало. Баз начал делать зарядку. Он уже не улыбался, напротив, на лице у него проступало беспокойство. Расплатой за испытанное облегчение было неприятное чувство, привкус стыда.

Она ждала у стойки портье, одетая в светлое вельветовое пальто. Черные распущенные волосы свободно падали на спину. На шее был повязан желтый шарфик. Она улыбнулась, увидя выходящего из лифта База. Он с облегчением вздохнул. Они вышли из отеля и направились по Аудезейдс-Форбургвал в сторону Девяти улиц. По обе стороны канала тянулись непрерывные ряды домов. Базу вспомнилось, как они по сентябрьской жаре гуляли вдоль Гвадалквивира в Севилье, когда им было пятнадцать. Юлианна показывала ему достопримечательности и обо всем рассказывала. Теперь она больше ничего не показывала и не объясняла увиденное. Должно быть, приберегает объяснения для книг, подумал он. Наверное, все это она уже видела раньше.

Юлианна купила короткую дубленку в «Леди Лей» на улице Хартенстраат. Баз купил четыре халата, все из натурального шелка и с роскошными воротниками.

– Шикарная шмотка – халат, – завел разговор Баз, когда они присели за столик в кафе «Гудиз», чтобы подкрепиться. – Как было бы здорово, если бы можно было ходить в халате целый день. Вообрази только: все гуляют по улице в ярких халатах. Как тебе такая картина?

Юлианна не ответила, она была занята изучением меню. Все бутерброды назывались в честь каких-нибудь знаменитых парочек.

– Я беру «Кена и Барби», – сказала Юлианна.

– А я «Эла и Пегги»,[22]– решил Баз.

Официантка записала заказ, не глядя в блокнот. Она все время ела глазами База и удалилась со смущенной улыбкой.

– Надо было мне купить платье, – вздохнула Юлианна. – Завтра мне нечего будет надеть на открытие выставки.

– Господи, о чем речь! – сказал Баз. – Давай я тебя выручу.

Бутерброды принесли в круглых пластиковых мисочках. Баз принялся ножом соскребать майонез. Пробегая взглядом по именам в ресторанном меню, он думал о своем, и постепенно в голове у него зародилась новая мысль. Сначала он подумал о завтрашнем открытии выставки. О знаменитых парах. Об опасности, грозящей от бутерброда, которую он сейчас стремился нейтрализовать. И вдруг он поднял глаза и посмотрел на Юлианну.

– Хочешь жить у меня? – спросил он.

– Что? – растерялась от неожиданности Юлианна, как раз подносившая к губам салфетку, чтобы отереть рот.