Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну так он Демидов, а не Романов, — даже обиделась я за свою статью. И оттого, что меня задело, ещё усерднее решила не говорить, что статья будет совсем не о нём.
Но она вдруг изменилась в лице, и губы её растянулись в приторную улыбку.
— А, вот и он. Савелий, если не ошибаюсь? Вы должно быть, на фотосессию?
Мы с Дашкой застыли, как две пойманный в курятнике лисицы с цыплятами в зубах, боясь повернуться. И сделали это только вслед за главным редактором, которая нас обошла, чтобы протянуть ему руку:
— Елизавета Захарова.
— Савелий Демидов, — ответил он на рукопожатие.
— Ну, проходите, проходите, стилист вас, наверное, уже ждёт, — откланялась она.
Он кивнул ей с благодарной улыбкой и повернулся ко мне:
— Значит, ты пишешь обо мне статью?
— У меня там это… молоко убежало, — попятилась Стрелецкая и её как ветром сдуло.
— А ты, значит, собираешь сведения о покупках моего отца и сообщаешь их бывшим жёнам? — парировала я моментально. И, будь у меня в руках шпага, боюсь, он не успел бы уклониться. Или успел?
— Будем разговаривать здесь? — обернулся он за замерший в ожидании сцены офис, что тут же зашевелился, словно включили запись, когда Сава обернулся.
— Считаешь, нам есть о чём разговаривать?
— Я слышал, меня пригласили на интервью. И да, размер обуви у меня сорок третий.
Чёрт! А долго он там простоял. Видимо, вышел из лифта сразу за нами и притормозил за поворотом, ждал. Удобного момента или, когда разойдёмся.
— Хорошо, я передам ассистенту, тебе подберут яхтенные туфли.
Не знаю только почему я с ним до сих пор разговаривала. Может потому, что он вёл себя так, как ведут себя честные люди. Спокойно, уверенно, с лёгким нажимом. А может потому, что давал понять: могу не утруждаться — он всё равно не уйдёт.
Но я и не утруждалась.
И, чёрт, как же он нравился мне такой…
— Простите, вам кофе, чай? — подошла секретарь. На его ответ, вежливо кивнула: — Хорошо, я принесу к Эвите Александровне в кабинет.
Сава согласился, а потом безошибочно следуя направлению, указанному её взглядом, открыл мне дверь в собственный кабинет, приглашая войти.
— Как прошла ночь? — уселась я в рабочее кресло. Развернувшись от стола, сложила ногу на ногу. И не предложила ему соседнее. Да он и не собирался присаживаться.
— Бессонно, — остановился он у окна, спиной ко мне.
— Ожидаемо, — усмехнулась я. — Долгая разлука. Долгожданная встреча.
— Да, объяснить девушке, которая пролетела полмира, чтобы не позволить мне сесть в тюрьму, что ничего у нас не сложится, действительно было трудно.
Я не нашлась что ответить. С этим глупым выражением лица он и застал меня врасплох, когда повернулся.
— Она… — не знала я что сказать, поэтому просто развела руками. — Не понимаю.
— Она была у моих родителей в Сан-Франциско. И те всё ей рассказали. Что следили за моей бывшей женой. Что Влад Горчаков на самом деле жив, — он достал из кармана и бросил на стол фотографии.
Покрытый бронзовым загаром белозубый блондин наслаждался жизнью на яхте в компании Савиной бывшей сногсшибательной жены. И все остальные в том же духе.
— Прижатый к стенке Кирой, я готов был сам пойти в полицию и во всём сознаться. Сказал об этом Кристин, она навестила моих родителей и тут же прилетела.
— Конечно, не забыв надеть на палец кольцо, — так просто не сдавалась я.
— К сожалению, — он выдохнул, — расценив мои слова как повод начать всё сначала. Наверное, это был худший день в моей жизни, — покачал он головой.
— А, может, лучший? Ты ведь узнал, что невиновен.
Тяжёлый вздох вырвался из моей груди: почему-то было жаль, что добрые вести ему принесла Крис. Не я, не мой отец. Даже не его родители. А девушка, которую никто не принял в расчёт. Которую я заочно возненавидела, а она… пролетела полмира, чтобы его защитить, сказать, что он невиновен, не позволить сесть в тюрьму. Как честный человек, он просто обязан был на ней жениться. А он…
Он решительно пересёк комнату, упёрся руками в подлокотники кресла и навис надо мной.
— Прости, что я прицепился к тебе с этим дурацким сообщением. Я не имел права ревновать. Да и в принципе что-то требовать от тебя. Оправданий, объяснений. Я не знаю, что делать с этими чувствами. Я не умею ими управлять. Я…
Я смотрела в его глаза. Он смотрел в мои.
— Кхе-кхе…
Чёртова секретарь испортила такой момент!
На секунду мне показалось, что сейчас он скажет «я люблю тебя». Но он сказал: «Я нашёл твою записку». Она снова вежливо кашлянула:
— Простите, ваш кофе.
— Спасибо, — Сава обречённо опустил голову, оттолкнулся от кресла.
А я потянулась за чёртовым телефоном, на который только что пришло сообщение.
Что?! Я вытаращила глаза, глядя на фото.
Его сбросил Лис. Но я не могла поверить своим глазам.
С Оболенским в кафе завтракала… моя мама?!
Столько абсурдных мыслей в моей голове за одну секунду ещё не проносилось ни разу. Я подскочила, словно они меня и подбросили, или мне в задницу выстрелила пружина.
— Нам определённо надо поговорить, — сказала я Саве. — Но не здесь. И не сейчас. — Выдернула из системного блока флешку, что принёс отец, и вложила Демидову в руку. — После того, как ты посмотришь эту запись.
И почти выскочила из кабинета без объяснений. Только явно Саву недооценила. Он перегородил мне дорогу:
— У меня. Вечером, — сказал он тем же тоном, что однажды сказал «тебе придётся меня попросить», не секунды не сомневаясь, что так и будет. И потом только пропустил.
Он даже не ждал моего ответа.
В такие моменты я любила его больше всего. Но сейчас я должна была поговорить с мамой, пока это не закончилось очередной катастрофой: я перестала понимать, что она творит.
В её большой светлой квартире у открытой балконной двери на мольберте стоял неоконченный рисунок. Ветер шевелил лёгкие занавески. Пахло клубничным вареньем. И я первый раз с тоской подумала, что лето подходит к концу, глядя на акварель в осенних тонах.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — развернулась я, когда она вошла в комнату с чаем.
— Мне казалось, это ты хочешь со мной поделиться, — поставила мама на стол поднос, — или объясниться, как уж тебе будет угодно.
— Объясниться? В чём?
— Что за дурацкую игру ты затеяла с этим мальчиком? — вот так неожиданно пошёл разговор. И выражение лица у мамы было то самое, с недовольно поджатыми губами, как прошлый раз, когда мы пили кофе у отца на кухне.