— Права хоть не липовые?

— А вот это тебя не касается, — отрезал Меркулов. — Нормальные права, — хихикнул он, — в темноте сойдут. И повторяю, если запалишься, выкручивайся сам, к официальным структурам не апеллируй. Не забудь соответствующим образом одеться. Побольше спеси, вальяжности. В восемь вечера за тобой заедет парень на «кайенне». Доедете с ним до парка, затем он испарится, ты сядешь за руль и… спасай тебя, Бог.

— Полагаешь, моя «ауди» для высокой миссии не годится? — проворчал Турецкий.

— Издеваешься? — воскликнул Меркулов. — Для такой миссии даже «порш-кайенн» — «Запорожец». Но, извини, ручной сборки «феррари» выделить не можем, жирновато будет. Все, Турецкий, слышать тебя больше не хочу…

Все это было каким-то дурным сном с оттенком голливудской криминальной драмы.

— Бондушка ты мой, — приговаривала Ирина, оправляя на муже отглаженный костюм. — Глазам поверить не могу, Турецкий, ты почти идеален. Сегодня все женщины будут твои. До чего я докатилась, господи, собственными руками снаряжаю мужа в бордель. Ты уж сильно там не увлекайся, хорошо? Учти, я буду волноваться…

— Александр Борисович? — раздался в телефоне мрачный мужской голос. — Карета подана, можете выходить…

Черный «кайенн», загородивший проезд «простым смертным», действительно производил впечатление. Упитанный шофер с бритым черепом мазнул пассажира равнодушным взглядом, прежде чем включить зажигание. С трудом преодолевая узкие повороты, машина выбралась со двора, влилась в поток транспорта. На Ленинградском шоссе была пробка, но не такая, чтобы позволить себе вздремнуть. Перед парком Дружбы водитель остановил машину. Буркнул:

— Садитесь за руль.

— А в клубе не зададутся вопросом, почему я без охраны? — улыбнулся Турецкий.

— Не зададутся, — отозвался сопровождающий, выбираясь из машины. — Сюда многие приезжают без охраны, — он помедлил, — потому что стыдно. Удачи вам.

— И вам, — вздохнул Турецкий, перебираясь на соседнее сиденье. «Почему мне не стыдно?» — подумал он.

— Постарайтесь не лезть на рожон, — добавил крепыш. — Ни одному мертвецу еще не удавалось выиграть гонку.

А вот здесь Турецкий мог бы поспорить. В двадцатых годах английского жокея сердечный приступ настиг во время забега. Но лошадь, на которой он повис, все равно пришла к финишу первой. Англичанин стал единственным в мире мертвым жокеем, которому посчастливилось выиграть скачку. Человек без имени растаял в сумеречной дымке, Турецкий перевел дыхание, стал настраиваться. Авантюра как-то подозрительно попахивала. Лучше всего настроиться на философский лад. Все, что в жизни происходит, происходит не зря. Главное, правильно понять и воспользоваться. В этой странной машине он чувствовал себя в безопасности. Слева от дороги простирался парк. Справа — невысокие мглистые строения. В отдалении гремела музыка, изредка мимо припаркованной «кареты» проезжали машины. Проследовала, громко смеясь, компания подвыпившей молодежи. Поколебавшись, он извлек телефон, посмотрел на часы — без трех минут девять.

— Слушаем вас внимательно, Александр Борисович, — как-то сочувственно вымолвил Виллис.

— Вы где?

— На улице Лавочкина. Сидим в «четверке» Нагибина, переругиваемся. Отсюда до клуба «Эквилибриум» метров двести. Он где-то за деревьями. Вы уже готовы совершить главную в жизни ошибку?

— Может, помощь требуется, Александр Борисович? — послышался хриплый голос Нагибина.

— Хочешь помочь мастеру, отойди и не мешай, — усмехнулся Борис.

«А хочешь помочь дураку — сам дурак», — подумал Турецкий.

— Продолжайте сидеть. Из машины ни ногой. Твой телефон, Борис, у меня на «быстрой» кнопке. Могу не ответить, но по шумам в трубке сам уж сделай вывод. Подъезжайте насколько возможно, ближе, а далее по ситуации. Но лучше не палиться. Удостоверения оставили дома? Ну, все, пожелайте мне удачи. Мысленно.

— Удачи вам, Алекса…

— Я сказал, мысленно!

Он плавно тронул машину, проехал мимо парка, прижимаясь к правой полосе. Любой гаишник, глядя на такое недоразумение, задался бы резонным вопросом: и куда это мы, такие красивые, крадемся? За бортом осталось озеро. Не доезжая до Лавочкина, он повернул налево, проигнорировав «кирпич» на въезде в зеленую зону. Очертились контуры опущенного шлагбаума.

— Господин Ламберт? — возник по левую руку размазанный силуэт. Он опустил стекло до упора. Лицо охранника пряталось во мраке, только контур на фоне деревьев и уплотняющихся сумерек.

— Так точно, любезный, — шутливо откозырял Турецкий. — Я могу проехать?

Тонкий луч фонарика как-то стыдливо осветил его лицо. Уместно ли возмутиться? Пока он думал, свет сорвался с лица, побежал по салону.

— Прошу прощения за неудобства, господин Ламберт, не могли бы вы показать документ?

Раздраженно кряхтя, он полез за пластиковой карточкой. Клякса света лизнула протянутый документ.

— Спасибо, все в порядке. Проезжайте, господин Ламберт.

Бесшумно приподнялся шлагбаум. Машина покатилась в сумерки…

Он долго плутал по аллейкам, выбрался на открытую площадку, озаренную красноватым светом фонарей. Фары осветили несколько машин на парковке. Меркулов не соврал, на фоне оных сверкающий «кайенн» смотрелся весьма посредственно. Он въехал на парковку задним ходом — старая воровская привычка: чтобы сподручнее было удирать. Покосился на спортивный «Ламборджини», стоящий по соседству, на внедорожник «мерседес» последней модели, приютившийся за «Ламборджини», закурил. Пять машин на парковке — помимо «порше». Столпотворения в клубе, надо полагать, не было. Асфальтированную площадку окружали деревья. Не хватало маскировочной сети над головой…

Сюда не долетали звуки города, хотя город находился где-то рядом. Двухэтажное строение, призванное, по замыслу архитектора, олицетворять что-то эклектичное, стояло в глубине открытого пространства. Освещались мраморные ступени крыльца, приземистые колонны, витиевато расписанный фасад. Свет за окнами маскировали плотные шторы. Турецкий докурил сигарету, выбросил в подвернувшуюся урну — такое ощущение, словно она сама подъехала к нему на колесиках…

Свет фар прорезался за деревьями — к клубу подбиралась еще одна машина. Значит, скоро их на парковке будет семь… Он направился к крыльцу. Куда бы деться от этого мерзопакостного чувства, что удавка сжимается вокруг горла…

— Здравствуйте. Господин Ламберт? — из-за колонны выступила еще одна неясная тень. Турецкий достал удостоверение мертвого человека.

— Проходите, пожалуйста. Нам уже сообщили, что вы здесь. Желаем приятного отдыха… — открылась дверь из черного дерева и витражного стекла.

Небольшой вестибюль был озарен не раздражающим теплым светом. Он причесался перед огромным зеркалом в позолоченной раме, поспешил удалиться, пока вестибюль не заполнили завсегдатаи. Короткий коридор с канделябрами — не стилизациями, в них горели восковые свечи. Зал утопал в полумраке — похоже на ресторан, но между столиками приличное пространство, каждый столик снабжен осветительным прибором, яркость коего можно поддерживать по усмотрению. За отдельными столиками сидели мужчины в костюмах, дамы с пышными прическами в дорогих нарядах. Доносился приглушенный говор, тихий смех. В глубине зала просматривалась барная стойка, алкогольное изобилие на полках. Шевелилось тело бармена…