– Что именно? – Ной придвинулся ближе и заглянул в монитор. – О, невеста не кажется знакомой? – Он ткнул в Анджелику, но я покачала головой. Она в самом деле выглядела почти как на портрете в спальне, который сверлил меня взглядом эти несколько дней. Однако Ной портрета не видел.

– Не эта женщина. Ее подружка – Клара. – И я рассказала Ною, где и кем она работает, и про ее странное отношение ко мне. Я уже открыла рот, чтобы обвинить ее в том, что она отравила мой кофе, но вовремя остановилась – подобное предположение по-прежнему попахивало паранойей.

– Разве не странно, что подружка Анджелики на свадьбе теперь работает домохозяйкой у ее мужа?

– Возможно, – ответил Ной, – но необязательно. А по-твоему, что за этим скрывается?

Я пожала плечами. Если Клара заметила, как меня тянет к Эшу, у нее могла возникнуть неприязнь, так сказать, из верности покойной подруге. Но даже если бы я точно знала причину подобного отношения, от этого все равно было мало проку – Ребекка Эшервуд по-прежнему оставалась словами в воздухе. Да, появилось подтверждение, что Эмилия погибла в случайном (по мнению властей) пожаре, но я не стала ближе к понимаю того, какую же книгу мне предстоит написать.

Раздался сигнал о входящем сообщении, и мы с Ноем синхронно подскочили. Я взглянула на экран телефона.

«Ты где? Дневники привезли», – написал Эш.

Эти дневники так часто задерживались в пути, с ними было связано так много вопросов, что я, пожалуй, особо не поверила уверению Эша, что их привезут наконец сегодня. Но, возможно, если мне удастся их увидеть и заполучить перевод, я смогу игнорировать остальные неувязки и загадки. Может быть, этих дневников окажется достаточно, чтобы я написала требуемый роман и получила свои пятьдесят тысяч.

– Мне надо идти, – сказала я, вставая и отодвигая стул.

– В смысле? Уже? – Ной тоже вскочил на ноги. Я показала ему сообщение, и он нахмурился.

– Ты едешь к нему домой? Это у него ты остановилась? – Я прикусила губу, но мое молчание стало красноречивым ответом. – Не надо.

– Я должна. – Я сгребла сумку и телефон и направилась по коридору к двери. Ной догнал меня и схватил за руку.

– Оливия, стой.

Он ни разу в жизни не назвал меня Оливией, и одно это заставило меня остановиться и обернуться. Ной всегда напоминал мне плюшевого мишку – округлые щеки, волнистые каштановые волосы, падающие на лоб, и теплые ореховые глаза, которые мгновенно выдавали его чувства, как ни старался он их скрыть. В колледже я даже имела обыкновение подшучивать, что его эмоции сразу транслируются на лицо, как на экран телевизора. Вот и сейчас Ной совершенно очевидно волновался за меня.

– Я думаю, тебе не стоит туда возвращаться. Просто откажись от этой работы, – попросил он. Как легко ему было советовать. Он-то провел эти пять лет не так, как я, скатываясь в яму безнадежности. Как он мог меня понять?

– Ной, послушай. Я очень ценю, что ты привел меня сюда, правда. Но наши поиски пока ни к чему не привели, а Эш говорит, что наконец-то привезли дневники. Я должна поехать, взглянуть на них и спасти этот проект – если это в моих силах.

– Но зачем? – Он не отнял руки и не отвел глаз. – Неужели ты хочешь писать именно об этом?

– Неважно, о чем я хочу писать! – В моем голосе проскользнули истерические нотки, и я попыталась стряхнуть его руку. – У меня счета не оплачены. А это шанс заработать.

Ной наконец отпустил мою руку, но еще пару мгновений мы смотрели друг другу в глаза. А потом он сделал совершенно неожиданную вещь:

привлек меня к себе, прижав лицом к груди, и я вдруг поняла, что вот-вот расплачусь. И я знала, что стоит мне начать – вот так, стоя в его объятиях, – я буду цепляться за него и рыдать без конца.

– Оливия, которую я знал, писала, потому что не представляла себе жизни без этого, – прошептал Ной мне в волосы.

И тогда я отпрянула от него, выжигая готовые пролиться слезы возмущением и праведным гневом.

– Оливия, которую ты знал, была глупой девчонкой! – выпалила я. Дыхание у меня перехватило, так что каждое слово давалось с трудом. – Ты ничего больше обо мне не знаешь.

Взгляд Ноя словно остановился, я не понимала – он ошарашен, расстроен или удивлен, а может, и все сразу, и его лицо больше не было экраном, где написаны его чувства. Возможно, и я теперь ничего о нем не знала.

Я повернулась и пошла прочь. На этот раз Ной не стал меня догонять.

Отрывок из «Жены»

Такое иногда случается – двум писателям приходит одна и та же идея, но один роман выходит в свет первым. А что происходит со вторым?

Ничего. Пока книга не опубликована, она не считается книгой, так ведь? И никто не захочет публиковать уже рассказанную историю.

Моя подруга из нью-йоркского издательства дает мне совет: забыть. Она говорит: ты талантлива, напиши что-то другое. И просит позвонить, когда книга будет готова.

Но я не хочу писать что-то новое. Это моя идея. Мой вымысел и моя правда. Я всю себя отдала этой книге – так как я могу принять тот факт, что кто-то написал ее вперед меня, и жить дальше, как ни в чем не бывало? Как мне быть, если даже на бумаге я не могу спалить постылую жизнь дотла? В реальности у меня на подобное не хватит духу. Я могу в мгновение ока зажечь спичку одним движением пера, но не собственными дрожащими пальцами. У меня нет ни собственных финансов, ни карьеры – я сама расписалась под этим в брачном договоре. Единственный человек, которому я доверяла, – моя кузина – уже предал меня. И что же мне делать? Кем мне быть?

Сначала становлюсь совой.

Каждую ночь я лежу без сна рядом с мужем, и в голове у меня пробегает бесконечная вереница мыслей. Муж негромко похрапывает, выводя меня из себя, и мной овладевает одно только желание – чтобы он страдал. Я хочу раздавить его. И кузину тоже. Я хочу раздавить их обоих.

Получится ли у меня собраться с духом и запалить спичку? Смогу ли я, стоя в воде, смотреть, как пламя охватывает этот дом, пожирает его, ее и всю мою жалкую жизнь?

Как-то раз, глубокой ночью, я сажусь