Выбранный интендантской службой для штаба особняк, отстроенный по извечному британскому принципу «мой дом — моя крепость», Врангеля более чем устроил. На пути к Бристолю он ночевал и в фермерских домах, и в абсолютно не пригодных для удобной жизни рыцарских замках. Здешние хозяева явно знали толк в уюте.

— Васильев! Шестой бригаде занять усадьбы, примыкающие к зданию штаба. Установить радиостанцию, проверить связь со штабами корпусов.

— Есть, ваше высокопревосходительство!

В сопровождении адъютанта, ординарца и денщика танковый генерал поднялся в господские комнаты. Несмотря на легкий беспорядок, наглядно говоривший о поспешном бегстве жильцов, чувствовалась твердая хозяйская рука, умело наставлявшая прислугу. Денщик бросился обустраивать опочивальню для начальства и готовить горячую воду, а слух барона уловил странный, едва заметный шум.

— Васильев, слышали?

— Так точно. Будто женщина кричала.

— Вы отчитались, что дом пуст.

— Виноват, ваше высокопревосходительство! Немедленно проверю и устраню.

— Чего уж там! Вместе посмотрим на ваше упущение.

Источник шума обнаружился этажом ниже, в обширном помещении у обеденной залы. Интендантский офицер из танковой бригады толкнул женщину лицом на кухонный стол и принялся задирать ей сзади юбки, свободной рукой расстегивая штаны. Унтер прихватил даму за руки, не давая ускользнуть из удобного для офицера положения.

Англичанка рыдала, взвизгивала что-то вроде «No! Please don't touch me!»,[8]но, похоже, постепенно принимала неизбежность продолжения.

— Мы не помешали, поручик?

— Какого дьявола… — Увидев генерала, офицер бросил забавное развлечение и отдал честь, не успев застегнуть штаны. — Шпионка, ваше высокопревосходительство. Пряталась на кухне. Все равно в расход, так чего добру пропадать.

— Унтер, перестаньте ее тискать и сдайте в контрразведку. Поручик, положите оружие. Васильев, отведите скотину под арест.

Англичанка, воспользовавшись общим замешательством и уловив во Врангеле начальника, несмотря на непонятную ей русскую речь, выдернула руки и бросилась к барону со словами «Help me, sir!».[9]

Он сморщился. Дама молода и хороша собой, эдакая призовая кобылка из полусвета. Жеребцы в контрразведке почистоплотнее, чем поручик, однако…

— Who are you?[10]

Услышав родную речь, хоть и с российским выговором, она чуть успокоилась, сдержала всхлипы и рассказала, что жила здесь на правах родственницы у сэра Митчелла. Когда послышалась артиллерийская стрельба, хозяева быстро сложили вещи в авто, распустили прислугу и укатили. Ей места не нашлось — машина доверху заполнилась кофрами и картонками миссис Митчелл.

— Вы замужем?

— Вдова. Муж погиб во Франции в четырнадцатом году.

По крайней мере не русские сделали ее вдовой, почему-то обрадовался Врангель.

— Как вас зовут?

— Джейн Стивенс, сэр.

— Все свободны, господа. Я допросил женщину. Нет нужды подозревать ее в шпионаже. Полчаса назад ни одна живая душа не знала, что особняк будет штабом.

«Перед кем я оправдываюсь, — спохватился барон. — Перед поручиком, мародером-насильником? Он и глядит-то зверем: мало того, что добычу отобрал, так и самого под суд офицерской чести. В походе армия дичает».

— Васильев!

Ординарец обернулся в дверях:

— Слушаю, ваше высокопревосходительство!

— Отпустите поручика. Пусть ему послужит уроком. На завоеванной территории офицер не должен марать честь мундира. Вон с моих глаз!

Что не положено мелкому интендантскому чину, для генерала не только позволительно, но даже обычно. Повелев денщику приглядывать за миссис Стивенс — все же представительница враждебной нации, Врангель уладил дела, подписал приказы и распорядился отправить донесение в Ставку. Потом пригласил англичанку отужинать тет-а-тет.

Возможно, она воспользовалась гардеробом и иными ресурсами съехавшей хозяйки, ибо за столом выглядела как истинная леди. Барон, истосковавшийся по женскому обществу, с удовольствием на нее посматривал, а после тоста за знакомство спросил без обиняков: каково себя чувствовать в захваченной врагом стране.

Женщина смешалась.

— Поверьте, Джейн, я могу поддержать разговор о живописи, балете и музыке, сам обучен музицированию и изящным манерам. Однако же не это вас волнует, верно? Война обнажает чувства и мысли, здесь нет места фальши.

— Простите, мне трудно… Правду говоря, я давно не слышала легких светских разговоров. Война — действительно ужасная вещь, особенно если она у порога.

— Мы представляемся вам монстрами?

— Ваш офицер, что нашел меня на кухне, он самый настоящий монстр и есть. Вы — нет. Наверно, просто исполняете приказ.

— Не только мы способны — отличиться не с лучшей стороны. — Барон рассказал об унижении, которому подвергся в Китае. — Ваши джентльмены хороши для внутреннего употребления. За рубежом они склонны считать себя людьми высшего сорта, остальных — так себе. Потому Англия восстановила против себя слишком многих. Вы, вероятно, слышали из газет, почему мой император объявил войну вашему?

— Я не слишком интересуюсь политикой, сэр Петр. Можно вас так называть? И тем более не верю газетчикам.

— Возможно, вы правы. В любом случае мне начинает казаться, что война себя исчерпала. Британия как империя практически распалась. Самое время прекратить убийства, ограбить Георга V до нитки на покрытие военных расходов и убраться с острова.

Женщина грустно глянула в огонь.

— Вы не находите это странным? Уютно потрескивает камин, на столе вкусный ужин, какой бывал в этом доме лишь по праздникам. А я доверительно беседую с генералом вражеской армии, захватившей Британию и убившей моего Дорси…

— Прошу извинить, ваш муж погиб на германском фронте. Россия и Англия в то время были союзниками.

— Все равно. Теперь вы на той стороне. И сами же рассказываете, что войну нужно прекратить. Поторапливаетесь домой. У вас жена, дети?

— Да. И жена, и дети. Только у меня с ней непростые отношения.

— Вот как? Настолько, что в походе рассчитываете на близкое знакомство с дамой из оккупированных земель. Скажите, генерал, а вы способны не на мимолетное увлечение, а на глубокое, долгое чувство? Ради которого можете наплевать на карьеру и даже выйти в отставку?

— Для меня уход от жены непременно означает конец карьеры, — откровенно ответил Врангель. — Она фрейлина Ее Императорского Величества. Одна жалоба, и я в лучшем случае командую дивизией в Мухосранске. Простите, это такое русское выражение, означающее глубокую провинцию, хуже Ливерпуля. Что же до готовности, право, не знаю. В армии я достиг всего что хотел. Побеждал японцев, болгар, австрийцев, германцев, теперь англичан. В мире есть еще непокоренные народы, но вряд ли я что-то узнаю новое. А вот неизведанные чувства… Леди, вы способны на безрассудный поступок? Давайте вместе отведаем безумия! А там, как говорится, бог даст.