А разумных бумаг среди тех, которые мне приносили, не было, потому что весь механизм тогдашней приватизации был неразумный. В процессе приватизации бюджет России получил меньше, чем бюджет Венгрии после приватизации в этой стране. Вы в курсе, что Сенат США осудил Бойко, одного из авторов той приватизации и соратника Чубайса, официально обвинив его в краже 130 миллионов долларов, направленных в российское отделение Международного фонда содействия приватизации, которым Бойко и руководил? Так вот лет 5 назад Сенат США собирался по этому поводу и принял решение как-то спросить с товарища Бойко за эти денежки.

— Вас пытались подкупить?

— Многократно. Я категорически запретил входить в мой кабинет со свертками, дипломатами и так далее. Тогда старались подкупать косвенно. Предлагали, например, высокооплачиваемую работу жене. Предлагали почитать лекции или написать книгу. Все это я пресек сразу. Понимал, что суммы могут быть любые, потому что большая часть собственности все-таки еще не была распределена. Ни «Норильский никель», ни «Связьинвест», ни многое другое.

— Вам угрожали? Как была организована Ваша безопасность и понимали ли Вы, каким опасным делом занимаетесь?

— Я понимал, каким опасным делом я занимаюсь. К примеру, я остановил приватизацию алюминия, а только по одному Красноярскому заводу к этому времени уже убили 30 человек. Из них трое были моими знакомыми. Стреляли каждый квартал. Так что моя охрана была очень обеспокоена моей безопасностью. Помню вот какой эпизод. Я жил тогда в Подмосковье, в Архангельском, и на пути к моему дому был поворот в 90 градусов. Так вот ребята-охранники, поняв, что тут наши машины сбрасывают скорость почти до нуля, установили на этом повороте круглосуточный пост, чтобы там не была подготовлена засада. Охрана была со мной везде, даже в лифте. Я же покусился на святая святых, на дармовые деньги будущих олигархов.

А вот угрожать не угрожали. Ведь прямая угроза — это мгновенно преступление. Если хотят убить, убивают сразу, а вот если хотят запугать, то тогда угрожают. А меня запугивать было бессмысленно, потому что даже теоретически я ничего не боюсь, поскольку отработал 18 лет на Колыме и прошел там в этом смысле такую школу, что дай бог каждому. Без всяких угроз убили Маневича в Питере, без всяких угроз убили губернатора Магаданской области Валентина Цветкова. Угроза — это попытка шантажа. А приговоренного убивают без угроз.

— Какой же «гуманный» способ изыскали для ликвидации Вас со столь ключевого министерского кресла?

— Все было очень просто. Сначала началось беспрецедентное давление на Ельцина по моему поводу в печати, западные СМИ и вовсе назвали меня «врагом номер один Запада, хуже Жириновского». «Associated Press», «Reuters» дали обо мне более трех тысяч сообщений. Соответственно и Ельцин стал относиться ко мне настороженно. А дальше случилась интересная вещь. Каждое утро ко мне, как к вице-премьеру, приходил курьер с секретными донесениями из наших посольств в ключевых странах. И где-то 15 января 1995 года — я же всего 71 день продержался в своей «Брестской крепости» — посол в США Воронцов прислал на имя Ельцина депешу, что США крайне возмущены антиприватизационной деятельностью Полеванова, требуют его увольнения, к такому-то сроку в Берне должен быть министр иностранных дел Козырев, чтобы решить с госсекретарем США детали отставки Полеванова, в противном случае очередной транш не будет России предоставлен. Проще говоря, Ельцину поставили ультиматум: денег не дадим, если не уволите Полеванова. Вскоре меня вызвал Ельцин и, стесняясь, сказал: «Придется вам уйти. Я очень хотел, но не получилось». Я подумал: «Ну, раз у Ельцина не получается, то что могу сделать я». И ушел. Нами ведь тогда полностью руководили из-за границы.

В этом смысле уже само начало моей работы ознаменовалось удивительным — и, вероятно, единственным — случаем в практике приступающих к работе российских министров. За неделю, каждый день друг за другом, меня посетили семь послов стран «Большой семерки». По их же просьбам. Начал канадец, а закончил штатовец. Они были настолько шокированы моим назначением, что никак не могли доложить своим хозяевам, что приватизация в России будет продолжаться как надо, а именно такого сообщения от них и ждали. Каждый из них подверг меня внутреннему сканированию, стараясь понять, что я за птица, но, разумеется, я никаких карт им не раскрыл. Они мне задавали вопросы, я отвечал в русле общедемократической демагогии: Россия-приватизация-демократия и тому подобное. Такое вот прощупывание. Но, согласитесь, очень показательное.

— Что было бы, если бы удержались? Можно ли сформулировать так: если бы Полеванова так быстро не изжили из ПСИ и приватизация шла по нормальным правилам, в России не было бы...

— ...никаких залоговых аукционов. «Норильский никель» — это же чистое воровство. ЮКОС — то же самое. Более того, надо было, конечно, оставить РАО ЕЭС единой структурой. В принципе, нельзя было приватизировать государственные образующие отрасли: порты, дороги, электроэнергию, нефтепереработку... Нефть — достояние всей России; На Аляске, к примеру, существует фонд будущих поколений за счет средств от реализуемой нефти, и каждый житель Аляски получает в конце года оттуда на свой накопительный счет порядка 7 тысяч долларов, семья из четырех человек автоматически получает 30 тысяч долларов в год за то, что она дала право разраба-тыватъ нефтяное месторождение. Государственная нефть в Норвегии. По сути, государственная нефть в странах Аравийского полуострова потому, что там те льготы, которые платят абсолютные монархи своим подданным, не снились никакому социализму.

— Тогда, получается, и олигархов не было бы? Дерипаски...

— ...Потанина, Абрамовича, Прохорова, Березовского, Ходорковского. Россия бы сегодня не покупала «Челси» и американские баскетбольные клубы. Россия бы имела нормальный капитализм с гораздо более прочным фундаментом. У нас бы сегодня частная собственность была бы честной. А ведь только такая собственность и может дать толчок к развитию экономики. Государству не пришлось бы выкупать и отбирать обратно ключевые отрасли экономики. Ситуация в стране была бы на много порядков лучше, я в этом абсолютно убежден.

Москва, апрель 2011 г.

ГАВРИИЛ ПОПОВ

Попов Гавриил Харитонович - президент Международного университета в Москве. Родился 31 октября 1936 г. в Москве. С 1990 г. - председатель Моссовета, в 1991 - 1992 гг. - мэр Москвы. Президент Международного союза экономистов и Вольного экономического общества.

— Вы — один из самых яростных ниспровергателей советской власти. Не кажется ли Вам, что последствия Вашей деятельности нанесли вред не столько коммунизму, сколько советскому народу?

— Дело в том, что тот вариант выхода из кризиса, который был предложен в 1991 году, был антинародным вариантом, он был направлен против большинства населения России. Из всех возможных вариантов преодоления трудностей выбрали самый худший. Естественно, что народу пришлось за это расплачиваться. Да, масштаб платы за переход к рынку намного превысил «вину» народа за пребывание в социализме, если можно так сказать.

Кстати, с поста мэра Москвы я ушел, если вы помните, добровольно, в знак протеста против проводимых Гайдаром реформ. Если бы Ельцин принял в 1992 году мою экономическую программу, я бы остался во власти и работал бы. Но Ельцин выбрал Гайдара, а я с реформами, которые собирался проводить Гайдар, был категорически не согласен. В этом мы с Ельциным не сошлись. У меня с ним было несколько достаточно серьезных разговоров, во время которых я — в отличие от тех сказок, которые сейчас распространяются про то, что тогда якобы никто не соглашался брать власть, — говорил Ельцину, что в любой момент готов возглавить правительство. Ельцин спросил меня: «Через сколько лет можно будет достичь результатов при вашем премьерстве?» Я сказал: «Минимум через 10 лет. Максимум через 20. Но, скорее всего, лет через 15». А он мне в ответ: «А вот американцы под Гайдара сразу дают 37 миллиардов, и Гайдар говорит, что к осени все будет нормально». Я: «Борис Николаевич, Вы же не хуже меня знаете страну, в которой мы с Вами живем... Но, с другой стороны, 37 миллиардов — та сумма, ради которой я бы на Вашем месте предпочел бы Гайдара». Я обещал Ельцину, что поработаю еще несколько месяцев — пока пройдет зима — и потом уступлю свое место Лужкову. Юрий Михайлович тоже не разделял позиций Гайдара, но, в отличие от меня, мог работать в системе российской бюрократии.