Седовласый старик в белых одеяниях поклонился Ариции.

— Сколь радостен нынешний день, — теперь Ариция слышала и голос его.

— Офигеть! — воскликнула Яра, ткнув в старика пальцем. И когда палец прошел сквозь него, повторила. — Офигеть…

— Яра!

— Чего?! Я, может, всю жизнь мечтала духа увидеть! Всамделишнего…

— А мир мало изменился, — как ни странно, дух на этакое обращение не обиделся. — Мой внук был таким же обормотом. Я все надеялся, что он вырастет и поумнеет.

Мудрослава вздохнула, как-то так, что стало очевидно: она уже не надеется.

— Ну извините, — пробормотала Яра. — Я и вправду духов… а, не важно. Демон, стало быть?

— Не совсем, — подала голос вторая тень, превращаясь в юношу. Вот был бы живым, Ариция влюбилась бы. Возможно. Но не точно. Она уже знала, что у нее с влюбчивостью дела обстоят плохо. Но в этого… красивый ведь. Такой весь возвышенный.

И полупрозрачный.

А смысл влюбляться в кого-то полупрозрачного, кого при дневном свете, может, и вовсе не разглядишь? Нет, для любой дамы из маменькиного двора это не стало бы проблемой, но Ариция…

Да, с влюбчивостью у нее было очень плохо.

— Сами по себе демоны, особенно низшие, весьма бестолковые существа. Они злы и вечно голодны. А еще ограничены.

— Туповаты, — подсказал старик.

Меж тем третья тень обрела очертания, и теперь Ариция испытала зависть. Такую… такую вот напрочь завистливую зависть, которую даже к сестре не испытывала.

— И использовать их где-то довольно сложно, но был найден выход. Толика крови и силы демона меняли человека. А уж в какую сторону — зависело от умений мага, который проводил обряд, — голос у девушки тоже был мягким. — Сила. Или красота. Выносливость. Гибкость. Способности, которые тоже можно было развить. Конечно, не любого человека можно было использовать, да и далеко не все переживали обряд, но измененные рабы весьма ценились.

— К стыду своему, — взял слово старик. — И я не видел в том дурного. Никто не видел.

А вышло…

Вспомнились головы, сложенные пирамидой.

— Кто-то покупал охранников или бойцов… хорошие бойцы всегда ценились, особенно в дни больших Игрищ. И приносили неплохой доход. Кто-то брал наложниц. Дети рождались тоже слегка иные, но одаренные. Хотя здесь как раз я выступал за запрет. Слишком часты оказались случаи безумия. Да… и Совет прислушивался. Не запрет, но ограничения ввели.

Только не для всех.

Хотя Ариция понимала. Ограничения, они всегда не для всех.

— Идемте, я покажу вам дом, — старик двинулся вперед, но стоило ему отойти от Летиции, как он вновь стал тенью. — Он не так велик, но его еще мой прадед поставил. Он был весьма одарен, что и позволило ему войти в круг Императора. Здесь была…

— Всего-навсего одна из гостевых комнат, — голос девушки звенел, вызывая стойкое раздражение.

Но это глупо, раздражаться на ту, которая давно уже мертва.

…коридор, знакомый Ариции. А вот остальные замирают.

— Это сделано еще моим дедом.

— И работает? — Брунгильда осторожно коснулась листьев. — Теплые.

— О, требуется лишь толика силы, а заклятье, лежащее в основе, просто, если не сказать, примитивно. Под домом же источник, а потому, пусть не все, но весьма многие артефакты сохранили свою работоспособность.

Из комнаты показался дракон. Увидев духа, он сел и заскрипел.

— Надо же… вы и его подняли, — старик смотрел на зверя, а тот на старика. И губа дернулась, обнажая клыки, и из глотки донесся протяжный низкий звук. — Изменяли не только людей. Животных даже чаще. Это малый виверн. Младший родич дракона. Их привозили откуда-то с юга, кажется, они обретались то ли в пустынях, то ли где-то дальше… весьма сообразительные существа. И довольно опасные. Их часто держали для охраны.

— Он разорвал меня, — сказала девица, отступая в тень. — И тебя…

Парень кивнул. Он не сводил взгляда с виверна, который широко зевнул, показывая пасть с мелкими зубами.

— Когда… все случилось, кровь демонов вдруг ожила. А ведь её сдерживали, имелись… способы.

И вряд ли приятные, судя по желанию зверя убить.

Снова.

Нет. Ариция покачала головой и положила руку на голову зверя. Вряд ли, конечно, получится удержать. Да и сомнительно, что воскресший виверн способен навредить духу.

Но…

Спокойнее.

— И те, в ком она была, обезумели. Они вдруг обрели силу… — старик накрыл грудь ладонью. — Я защищал свой дом от врагов, которые могли бы прийти извне. А надо было от тех, кто скрывался внутри.

— Надо было, — проворчала Яра. — Не хрен тянуть в дом всякую пакость.

— А вот вежливости вам стоит поучиться.

— Яра!

— Это музыкальная комната, — голос девушки вновь зазвенел. — Здесь стены выложены алесским мрамором. Он позволяет ощутить всю полноту звучания…

Зеленые. И желтые.

Та же грязь. Пыль. И кости. Инструменты какие-то. И тень склоняется над ними. Вздыхает. Так жалобно, что хочется утешить…

— Трапезная… малая, для своих. Для гостей есть иная, приличествующих размеров…

Путешествие продолжалось.

А ночь все-таки придавила город своей тяжестью.

Темнота.

Густая, чернильная. Факелы горят неровно, все кажется, что эта самая чернота давит на них, того и гляди погаснет косматое пламя, и люди, словно чувствуя неладное, сбиваются вместе.

Чернота пугает не только живых.

Нервно подрагивают ноздри Ксандра. Командор всматривается в развалины, он кажется невозмутимым, но Ричард чувствует беспокойство.

Эта темнота обыкновенная, естественная, природного свойства. Но и он сам вслушивается в звуки, доносящиеся откуда-то извне.

Цокот.

Скрежет. Сухой шелест, то ли листья, то ли чешуя.

Змей, выглянув из воды, тоже смотрит. И топорщит тонкие перья-жабры, и посвистывает. Ему не хочется отпускать людей, которым он рад, которых он почти считает своими.