прямо на меня. Она почти не моргает, а ее глаза сейчас похожи на огромные озера. — Папа был полицейским.

— Почему закрыли дело?

— Якобы несчастный случай. Но я в это не верю. Мне нужна ваша помощь.

— В чем? — я так сосредоточена, что даже пропускаю мимо ушей то, что она снова обратилась на “вы”.

— Я хочу поднять дело отца и по возможности его возобновить. Хочу, чтобы виновный был наказан.

Киваю, склоняя голову набок.

— И ты хочешь, чтобы я тебе в этом помогла.

— Да, если можно, — тише отвечает она, потупив взгляд. — Макар не поможет, скорее всего, а больше мне обратиться не к кому.

— А почему ты решила, что он откажет?

Соня, слегка скривив нос, качает головой, а затем смотрит прямо на меня.

— Я не хочу, чтобы он знал об этом деле.

— Софья, так дела не делаются. Если начнут всплывать факты, которые будут угрожать твоим жизни и здоровью, Макар должен об этом знать. Иначе как он тебя защитит?

— Давайте сначала поднимем дело и посмотрим, что там. А если будет нечто незаурядное, я расскажу ему обязательно.

— Обещаешь?

— Обещаю, — немного сжавшись, отзывается она.

— Я посмотрю, что можно сделать, — киваю. — Но ничего обещать не могу. Все зависит от того, кто и по какой причине закрыл это дело. Но, Соня, если там запахнет жареным, а ты все еще не решишься поставить Макара в известность, я сама ему все расскажу. Не играй в эти игры в одиночку, ты не знаешь, кто устанавливает правила. Если бы во время расследования дела Наумова я ничего не сказала мужу, меня бы уже не было в живых.

При упоминании Вити сердце невольно сжимается.

— Я понимаю, — тихо говорит Софья, склонив голову.

— Тогда я завтра подам запрос, — прочистив горло, делаю глоток чая. — Позвони мне после свадьбы Никиты, думаю, к тому времени у нас уже будет какой-то результат. По крайней мере, мне хватит этого времени, чтобы понять, что там к чему.

— Спасибо вам… тебе большое! — Софья смотрит на меня светящимися глазами и легонько сжимает мою руку.

— Рановато пока благодарить. Расскажи лучше, как дела у вас с Макаром? Не обижает?

Она резко краснеет и опускает взгляд на тарелку с тортом, а я улыбаюсь. Надо же, скромняжка какая.

Глава 26

Ирина

— Ирина Сергеевна, — говорит следователь, как только я снимаю трубку, — хочу зайти к вам с делом Силантьева.

— А что с ним?

— Не по телефону, — многозначительным тоном отвечает Саша, и я киваю, хоть он меня и не видит.

— Заходи, конечно.

— Можно прямо сейчас?

— Давай, у меня еще полчаса есть до выезда.

— Я пулей.

Через три минуты в дверь моего кабинета стучат, и в него входит следователь. Молодой, но очень перспективный парнишка, едва закончивший юридический факультет. Но он с третьего курса стажировался у нас, так что после получения диплома только сменил должность и рабочее место. Ему не пришлось даже менять кабинет, в котором сидят следователи.

— Проходи, Саш.

— Доброе утро, — здоровается он и присаживается в предложенное кресло напротив.

— Чем порадуешь?

— Зависит от того, насколько эта новость будет радостной для вас. — он кладет передо мной на стол папку с делом родителей Софьи. — Вряд ли это несчастный случай, учитывая, что Силантьев расследовал дело Разгуляева.

— Так он был следователем? — поднимаю взгляд от папки и впиваюсь им в лицо Саши, а он кивает. — О, — выдыхаю, открывая дело и перекладывая документы, бегло изучая их.

— Он много интересного, судя по всему,накопал. Но чтобы знать наверняка, нам надо поднять дело, которое он вел. А оно, само-собой в архиве.

— Руководство в УВД осталось то же?

— Я знал, что вы спросите. Нет, через год после смерти Силантьева все его начальство выросло по карьерной лестнице. Сейчас в кресле начальника УВД сидит сослуживец Бориса Геннадьевича, Барвинский. Нажать на него?

— Нет, ни в коем случае. Никакого нажима. Сначал найдем следователя, готового ворошить прошлое, а потом уже будем делать официальный запрос в архив. Нам важно, чтобы сведения не вылились и не потекли в сторону Разгуляева, иначе окажемся на том же кладбище, что и Силантьевы.

— Тогда поищу концы в УВД.

— Давай. Я тоже покопаюсь. — Саша встает и идет на выход. — Спасибо, Саш, — произношу в догонку.

— Пожалуйста, Ирина Сергеевна, — он подмигивает мне, обернувшись. — Я рад поучаствовать в таком деле.

— Саш, пока даже наши коллеги не должны ничего знать. В теме будет только Попов и мы с тобой. По крайней мере, пока мы не поймем, откуда ноги растут.

Он кивает и наконец покидает мой кабинет. Я бросаю взгляд на сегрегатор, стоящий на моей полке слева от стола. Там большими буквами маркером наведено “Э.Р.” Эдуард Разгуляев. Человек, которому вот уже пятнадцать лет удается уходить от правосудия. До того, как Попов стал прокурором города, это дело было долгое время похоронено, но Денис Романович его поднял и велел понемногу раскручивать, но не высовываться раньше времени. Это дело под его личным контролем и под грифом секретности. О нем знаем только мы с Поповым и два следователя: Саша и Славик. Они и помогают мне понемногу собирать сведения.

Я понимаю все масштабы дела Разгуляева, как понимала и масштабы дела Наумова. И осознаю, какой будет резонанс, как и его последствия.

Бросив взгляд на часы, встаю со своего кресла, подхожу к зеркалу, чтобы проверить макияж и прическу, затем беру сумочку, кожаную папку с документами и покидаю кабинет. У меня слегка трясутся ноги, потому что я еду в суд, который находится в одном здании с арбитражным, в котором работает мой муж. У нас огромные шансы встретиться, но они так же и малы, потому что Виктор может быть на заседании. И все равно я трясусь, как липка на ветру. Я жутко соскучилась по мужу, просто нереально. Но в то же время я не хочу пока его видеть. Как будто намерено оттягиваю наш разговор.

Мне страшно начинать обсуждение нашей ситуации. Страшно выяснять, что делать дальше. Даже думать об этом боюсь, ведь пока еще непонятно, какие раны вскроет