Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отвожу поставщиков в большую душевую, до самого потолка выложенную плиткой и разделенную надвое металлической перекладиной с занавеской. С одной стороны располагаются раковина и унитаз, с другой пол уходит вниз к сливной решетке, над которой висит большая круглая душевая лейка. Здесь же находится привинченная болтами к стене деревянная скамья. Отец бросает на нее кейсы и свою маску. Голова у него круглая и розовая, как ароматизированные дрожжи, которые жильцы едят из квадратных порционных жестянок.
Сын кладет цепи на скамью и тоже стягивает маску. У него лицо хорька и усеянный прыщами вперемешку с неряшливыми волосками подбородок. Крошечные черные глазки бегают туда-сюда, а тонкие губы растягиваются в стороны, обнажая широкие десны и два острых зуба, будто он вот-вот засмеется.
– Чудненько, – произносит отец, окидывая взглядом душевую. Я вдруг замечаю, что у него нет шеи.
– Отлично, – добавляет сын-хорек, скалясь и сопя.
– А ночной-то спит, что ли? – спрашивает отец. Его жирное тело исходит потом под халатом и фартуком. Пот пахнет говяжьим порошком. Как и у сына, у него только два зуба – маленьких, желтых и острых. Когда он щурится, его крошечные красные глазки так и проваливаются в физиономию.
Я киваю.
– Это ненадолго, – заверяет Хорек и, хихикая, начинает расхаживать взад-вперед.
Я направляюсь к двери.
– Погоди-ка, погоди-ка, – окликает меня отец. Ты еще должен открыть для нас ту чертову дверь, когда мы будем заносить мясо.
– Ага, – соглашается Хорек, продевая цепи через проушины в мешках.
Отец открывает кейсы на скамье. Нержавеющая сталь поблескивает под желтыми светильниками. Инструменты аккуратно разложены по маленьким отделениям. В мире грязных грузовиков, старых мешков, ржавых цепей и кривых зубов кажется удивительным, какими нежными становятся толстые пальцы поставщика, когда касаются стальных лезвий.
Сын-хорек с восторгом наблюдает, как отец извлекает из металлического кейса два самых больших ножа. Затем развязывает тесемку на последнем мешке, где гремели деревяшки, и достает две увесистых дубинки. Берет их в руки и распрямляется, уставившись на меня. Его радует ужас на моем маленьком личике. Снизу дубинки испачканы чем-то темным, в некоторых местах дерево откололось.
– Давай веди их сюда, – командует отец, выкладывая на промасленную тряпку два секача с черными рукоятками.
– Ага, – отзывается сын-хорек.
Мы возвращаемся по плиточному коридору. Я иду медленно, поскольку не горю желанием видеть скот. Когда госпожа Ван ден Брук, шеф-резидентка, объявила о проведении банкета, я решил, что с дружелюбным лицом покажусь животным, когда их поведут в душевую. Иначе толстяк и его сын-хорек станут последними людьми, которых животные увидят в этой жизни, прежде чем их запихнут в мешки и затянут цепи.
Направляясь во двор, я вспоминаю, что толстяк говорил мне в прошлый раз. Когда под кожей синяки, мясо вкуснее. Для того и нужны дубинки – чтобы отбить мясо и напитать его кровью. Когда он сказал мне это, я захотел выскочить из Груут-Хёйса и убежать в ядовитую мглу, чтобы никто из обитателей дома никогда меня не нашел. У жильцов нет необходимости в свежем мясе. Как и персонал, они могли бы питаться мягкими желтыми дрожжами из баков, но жильцы богаты и могут позволить себе разнообразие.
Мы возвращаемся во двор. Наверху в нескольких квартирах уже зажегся свет. Я вижу темные шишки голов, выглядывающие из кухонных окон. Внезапно из восточного крыла, разрывая туман, доносится вопль. Это кричит маленький бабуин господина Хуссейна. Хорек вздрагивает. К крикам сидящего в клетке бабуина привыкнуть невозможно.
В кольчужной рукавице Хорька звенят ключи.
– На прошлой неделе мы обслуживали свадьбу. На Сент-Ян в де Мерсе.
Я не могу ничего ответить, поскольку меня мутит.
– Привезли восемь голов скота для барбекю. Папаша невесты был при деньгах. Тент себе поставил и все такое. Ну этот, как его, шатер. В саду, под стеклянной крышей. Мы с папой встали в пять утра. У них было гостей пятьдесят. Мы набили филе четыре холодильника. А перед этим еще весь день делали сосиски. Типа, для малышни.
Отыскав нужный ключ, он отпирает задние двери грузовика. Я знаю, что под свиной маской сияет улыбка.
– Срубили чуток шиллингов. В той части города на свадьбах можно неплохо подзаработать.
Когда Хорек открывает задние двери, я чувствую, как из грузовика вырывается теплый воздух. С ним приходят запахи мочи и пота, смешиваясь с химическим смрадом вихрящегося воздуха. Две маленькие фигуры забились в дальний конец кузова, ближе к двигателю, где теплее.
Я отхожу от открытых дверей грузовика и смотрю на поднимающиеся испарения. Их относит в сторону, и в прорехах проглядывают клочки серого неба. Должно быть, то смазанное желтое пятно – это солнце. Хотя с такими низкими тучами точно не скажешь. Эх, мне бы на небеса.
– Топай сюда, дурья башка! – кричит из фургона Хорек. Он забрался внутрь, чтобы вытащить скот. Сами животные на выход не рвутся.
Я весь съеживаюсь, будто Хорек сейчас вытолкнет оттуда льва. За белым бортом грузовика раздается шлепанье босых ног по металлу, а затем звон цепей.
Хорек выпрыгивает из фургона, обеими руками ухватившись за веревку.
– Вроде тупые, как пробка, но, похоже, чуют, что час их настал. Вылезайте отсюда. Пшли! Пшли!
Из грузовика вываливаются две бледно-желтых фигурки и падают на затянутые туманом плиты двора. Хорек рывком цепи ставит их на ноги.
Оба тощие и наголо обриты. Локти связаны, руки упираются в подбородки. Молоденькие особи мужского пола с большими глазами. Они похожи друг на друга. Словно ангелы с миловидными лицами и стройными телами. От едкого воздуха у них начинается кашель.
Дрожа, они жмутся друг к другу. Маленький плачет и прячется за тем, что повыше. Тот от страха не может даже плакать, по внутренней стороне бедра у него стекает струя мочи. На холоде от нее поднимается пар.
– Грязные ублюдки. Везде нассут. Весь фургон нам уделали. Когда уедем, вашим придется мыть коридор. – Хорек туго натягивает веревку. На шее у каждого болтаются толстые железные ошейники. К ним приварены короткие цепочки, к которым крепится веревка, которую Хорек держит в своих металлических рукавицах.
Когда он тащит их через двор, те семенят за ним и жмутся друг к другу, чтобы согреться. Я бегу вперед, чтобы открыть служебную дверь, но почти не чувствую под собой ног, даже когда колени бьются друг о друга.
В коридоре я снимаю маску и иду позади всех. Хорек ведет нас обратно в душевую. Скот рассматривает складские клети. Маленький перестает плакать, отвлекшись на картины, мебель и коробки за