– Марина, обычно секретарши хорошо информированные люди. Они знают все, что творится в фирме. И не только. Не так ли?

– В общем… вы правы.

– У меня есть к тебе несколько вопросов. Может, они покажутся странными, но моя башка сейчас почти пуста, и ее нужно наполнить информацией. Помоги мне в этом.

– Я отвечу на все вопросы без утайки.

– Тогда скажи мне, в каких отношениях я был с женщиной, которая только что покинула кабинет?

Девушка снова покраснела, однако, похоже, решила не темнить и выложить все, что знала.

– Вы были с ней очень дружны… – осторожно ответила Марина.

– То есть, она была моей любовницей. Давай будем называть вещи своими именами.

– Да, это так.

– Как долго длилась наша связь?

– Ну, я не могу сказать точно… Примерно год, может, полтора.

– Анна Григорьевна об этом знала?

Марина смешалась. Разговор для нее был явно неприятен.

– Скорее всего, да… – Девушка нервно сцепила руки.

– Понятно… Кто эта женщина, чем занимается, где работает?

– В одной солидной туристической фирме. Извините, название не помню, забыла.

– Она простой клерк?

– Была. Говорят, что сейчас фирма принадлежит ей. Но думаю, что она просто возглавляет ее. Там крутятся большие деньги, и вряд ли бывший владелец мог подарить ей такой жирный кусок.

Вон значит как… Интересно.

– А когда она стала начальником?

– Недавно, где-то с год назад.

Еще интересней. Лили сделала сногсшибательную карьеру. Как это – красота завоюет мир. Весьма возможно. Только не в наше прагматическое время. Хотя… Сумела же она влезть в душу Князева. Почему бы ей не повторить такой же трюк с владельцем турфирмы?

Все, решил Паленый, больше из Марины ничего не выжмешь. Нужно брать на абордаж Лизку. У той информации пруд пруди. Но как это сделать? И когда?

– Спасибо, Мариша. Иди…

Девушка уже взялась за ручку двери, когда Паленый неожиданно спросил:

– Скажи мне, а у нас с тобой ничего не было?

Девушку словно током ударило. Она резко дернулась, судорожно сглотнула и тихо ответила:

– Ничего…

И выскочила за дверь.

"А ведь она неравнодушна к Князеву! – Паленый ухмыльнулся. – Возможно, он и Марину не обошел своим вниманием, только ей боязно в этом признаться. Оказывается, мой оригинал просто таки Казанова, покоритель женских сердец. Не потому ли Анна Григорьевна не приглашает меня в свою спальню? Уязвленная женская гордость… А сам я не настаиваю. Что тоже, в общем, несколько странно. Нет, нет, это меня уже занесло! Я начинаю думать, как настоящий Князев. Все гораздо проще. И ты это знаешь. Хотя… Сомнения, сомнения…"

Он налил себе еще рюмку и выпил ее одним махом до дна.

"Зачем тебе все это нужно? Нашел себе радость – ковыряться в грязном белье семьи Князевых. Садомазохист хренов… Главная твоя задача всего лишь быстрее выскочить из этого поезда, который скоро сойдет с рельс. И пусть он катится хоть в тартарары".

На том Паленый и успокоился.

Вторник и среду Паленый провел в доме Князевых – взаперти. Выпустили песика погулять – и будя, иронизировал про себя Паленый. Чтобы животное где-нибудь не подцепило вирус бешенства и не покусало домочадцев.

Похоже, предложение Паленого Анне Григорьевне отдать ей полностью бразды управления фирмой пришлось жене Князева по нутру. И развязало ей руки.

А ему оставалось лишь ждать результатов экспертизы подписи и гонцов, посланных Анетт собирать сведения о безумном муже в город, где ему делали пластическую операцию.

То, что она пошла на такой шаг, Паленый совершенно не сомневался. И опять-таки возникал вопрос – зачем? Узел случайностей, в который судьба завязала Паленого, легче было разрубить, нежели распутать. Скорее всего, Анна Григорьевна хотела полностью исключить возможность ошибки.

И то верно – чужого человека легче прессовать, нежели законного мужа. Никаких душевных переживаний и терзаний точно не будет.

Надо уходить! Немедленно! В среду Паленый не находил себе места. Все его тревожило и раздражало. Количество охранников было увеличено, однако Паленому они уже никак не могли помешать. По крайней мере, он так думал.

Но вечером его ожесточившееся, заледеневшее сердце снова растопил Антошка. Невинная душа мальчика словно чувствовала состояние Паленого. Антошка буквально прилип к нему, не отпускал ни на шаг, и все время умильно заглядывая в глаза.

Возвратившись в свою комнату, Паленый почувствовал, что выжат, как лимон. Ни о каком побеге не могло быть и речи.

Паленого снова, как и в клинике, прорвало. Уткнувшись лицом в подушку и вцепившись в нее зубами, он рычал, как затравленный зверь, и одновременно плакал, сам не зная почему. Он так и уснул в слезах – будто умер.

Утром его разбудила Маргоша.

– Александр Игнатьевич, подъем, – сказала она, приоткрыв дверь. – Пора завтракать.

Чувствуя себя полной развалиной, Паленый встал и направился в ванную. Контрастный душ немного встряхнул его, но все равно к столу он вышел мрачный и злой.

Он ругал себя последними словами за мягкотелость и старался не смотреть в сторону Анны Григорьевны. Что там еще придумала эта "пулеметчица"? – мысленно брюзжал Паленый. Как ему все это надоело…

– Сегодня поедем к врачу, – заявила Анна Григорьевна, когда Маргоша подала кофе и ушла вместе с Антошкой.

– Зачем? – спросил Паленый.

– Нужно попытаться вылечить тебя гипнозом.

– А если я этого не хочу?

– То есть, как это – не хочу!? Я ведь уже предупреждала, что записала тебя на прием.

– Мне кажется, что в моей прошлой жизни было мало хорошего и светлого. – Здесь Паленый был совершенно искренен. – Поэтому пусть все идет, как идет. Так будет лучше. Жизнь, начатая снова, с чистого листа, по-моему, ничуть не хуже той, которую мне дали мои родители изначально.

Он уже знал, что Князева воспитывали дед с бабкой, которые умерли несколько лет назад. Его отец был дипломатом и погиб вместе с женой в каком-то африканском государстве во время очередного военного переворота.

Эти сведения Паленый выудил у Маргоши, приходившейся Анне Григорьевне дальней родственницей. Поэтому Паленый не боялся очной ставки с родителями Князева – не могли же они явиться с того света. Что касается самой Маргоши, то она была бездетной и всю свою нерастраченную материнскую любовь отдавала Антошке.

– Это что-то новое…

– Если тебе непонятно, то могу повторить, что врачи надоели мне по самое некуда. Я устал от бесконечных процедур, уколов, перевязок, лекарств. У меня к медицине развилась… идиосинкразия. – Еще одно слово выскочило из небытия.