Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я достиг своего предела. Понял, что не вернусь, если сделаю еще хоть один шаг вверх. Но ты ведь и сам знаешь о том, как толкать себя вперед, Саймон.
– В смысле?
– Если ты взял Эйгер, сможешь взять и Эверест. – Он бросил на меня проницательный взгляд. – Скажи еще раз, в каком году ты там был?
«Вот черт. Осторожнее, Сай», – предупредил себя я. Понятно, что моя тактика уклонения от темы Эйгера оставляла желать лучшего. Малколм, как и Ванда, хорошо знал альпинистов; вероятно, ему будет нетрудно доказать, что я водил всех за нос насчет этого восхождения, если он допросит меня с пристрастием.
Вдруг из его левой ноздри потекла струйка крови, избавив меня от необходимости менять тему. Ирени говорила нам, что кровотечение из носа – явление здесь столь же распространенное, как головная боль и тошнота. Он вытер кровь тыльной стороной перчатки.
– Ох, опять. Только не это. Третий раз за сегодняшнее утро. – Он встал и похлопал меня по плечу. – Однако я больше не позволю этой горе победить меня, сынок.
Джульет в своем дневнике писала практически то же самое, но гора все равно взяла верх, не так ли?
Я заметил ярко-красное пятно, мелькнувшее среди палаточного городка, – куртку Ванды. Позади нее плелся Марк, спотыкаясь на неровностях почвы. Он был совершенно истощен; губы покрыты пленкой засохшей слюны. Мне оставалось надеяться, что он слишком устал, чтобы заметить чужое присутствие в своей палатке.
– Как всё прошло?
– Он справился очень хорошо.
Марк вяло улыбнулся мне.
– Надеюсь, ты не имеешь ничего против, Марк, но я все-таки забрался к тебе в палатку и взял кое-что почитать. – Я постарался, чтобы прозвучало это буднично, равнодушно, типа «ничего такого».
На его лице промелькнула тень тревоги, но затем он сказал:
– Нет. Всё в порядке. У меня немного болит голова. Мне нужно прилечь.
Он заполз в свою палатку. Мне хотелось окликнуть его, обнять. Я пытался поставить себя на его место и не мог. Если бы моя мама исчезла в горах, когда я был еще маленьким, и после этого фатального восхождения остались лишь безумные записи о том, как ее преследует призрак, я бы тоже чувствовал себя совершенно несчастным. «А все-таки ты в состоянии поставить себя на его место, Сай. Ты ведь тоже потерял родителя», – напомнил себе я. Кончина моего отца не была такой гламурной, как смерть Джульет, – причиной его инсульта, скорее всего, стало то, что он ежедневно выкуривал три пачки сигарет. На это стоило возразить, что его образ жизни был таким же опасным и убийственным, как и у Джульет. Я прогнал эти мысли, чтобы не углубляться в них. Мне не хотелось отождествлять себя с Марком. Я не мог себе этого позволить.
Ванда жестом позвала меня на край лагеря, где нас никто не мог услышать.
– Думаю, с ним всё будет в порядке. – Прозвучало это не слишком убедительно. – У него хорошая техника pied en canard[64], но ему нужно научиться дышать на расслабленном шаге. Высота очень мешает ему. Он должен потреблять больше калорий – иначе, думаю, ему не хватит энергии на задуманное. А ты как себя чувствуешь?
«Вот увидел тебя, и стало намного лучше». Это была правда. От взгляда на нее на сердце становилось легче; но я не сомневался, что, если произнесу это вслух, она даст мне по голове.
– Уже получше.
Она сняла свой рюкзак и села на него, а я устроился рядом, глядя на то, как она разворачивает два энергетических батончика.
– Проголодалась?
– Я не могу их есть по одному.
Я внимательно смотрел, как она разглаживает обертки.
– Почему?
– Я всегда так делаю. Ты решишь, что я ненормальная.
– Вовсе нет.
– Это еще в детстве началось. Всегда нужна компания. Поэтому я никогда не ем батончики по одному, только по два, а потом выбрасываю обе обертки.
– Съедаешь два, чтобы им не было одиноко?
– Да.
Странно. Синдром навязчивых состояний. Но круто.
– Не слишком ли много сладкого?
Она бросила на меня взгляд, означающий: «Только не нужно этой снисходительной опеки».
Пора копнуть глубже.
– Марк рассказывал тебе что-нибудь о Джульет, когда вы были с ним на леднике?
– Нет. Ты же знаешь, каково оно, когда двигаешься здесь. У него не было сил разговаривать.
– Я тут подумал: а она обычно ходила в горы в одиночку?
– Те пять восхождений подряд она, конечно, сделала соло, включая Эйгер, Гранд-Жорас и Чима Гранде, но нет. Не всегда. На Броуд-Пик она ходила с Уолтером Эвансом, который был ее напарником в горах.
– Что он за человек?
– Думаю, он обладал авторитетом, но больших успехов не добился, как и она. Я мало о нем читала. Тебе лучше спросить у Марка.
– Ты разбираешься в истории альпинизма, верно?
Она пожала плечами.
– Мне это нравится. У каждой горы есть своя история. К тому же, меня даже назвали в честь Ванды Руткевич.
– Ух ты!
«Кто это такая, черт возьми?»
Она рассмеялась, точно видела меня насквозь.
– Она была очень известной польской альпинисткой и погибла на Канченджанге[65] за три года до Джульет. Знаешь что-нибудь о польском альпинизме? У нас было много великих восходителей – Кукучка, Куртыка, Велицки – очень длинный список. Ванда стала первой женщиной, которая поднялась на К2. Моя мать восхищалась ею. Знаешь, ведь Ванда в Каракоруме прошла почти сто миль со сломанной ногой.
Мне сразу вспомнился переход в ПБЛ.
– Вау!
– Да уж. А теперь представь, что это случилось в те времена, когда экипировка была не такой хорошей, как сейчас. Это просто невероятно. Но так же, как и у Джульет и Стефани Вебер, в этой женщине было много противоречий. О ней говорили, что она тяжелый человек. Это всё чепуха. Просто она делала то, что должна была, чтобы достичь успеха.
– Кстати, о женщинах-пионерах… Эри Ака тоже ведь была потрясающей женщиной, верно?
– Ха! Я вижу, и ты кое-что знаешь. – Пауза. – Но как вышло, что про Эри Ака ты слыхал, а про Ванду и Джульет – нет? Думаю, Эри Ака среди европейцев не так знаменита.
Да, тут я свалял дурака.
– Я о ней практически ничего не знаю. Только то, что она поднималась на Эверест. Верно?
– Да. И конечно, Эри была в одной экспедиции с Джульет. Так это Марк тебе рассказывал о ней?