— Уважаемый Николай Павлович, — продолжил я, — нас не очень беспокоят амурные увлечения государя. Как мужчина, я понял бы его. Опасно то, что княжна Юрьевская уговаривает царя, и практически его уже уговорила, короновать ее и признать наследником не всеми нами уважаемого Александра Александровича, а юного Гогу Юрьевского.

Игнатьев возмущенно взмахнул руками:

— Да быть этого не может!

— Может, Николай Павлович, может. И это все при том, что в нашей истории меньше чем через четыре года государя не стало…

— Он умрет? — воскликнул изумленный Игнатьев.

— Его злодейски убьют те, кого у нас называют террористами, а у вас — нигилистами, — сказал я. — В той истории императором станет цесаревич Александр Александрович, а вот во времени, в котором появились мы, все пойдет по-другому.

Вполне возможно, что силы, вознамерившиеся подчинить нас, если, конечно, мы будем одной из губерний Российской империи, смогут это сделать. Они могут также убить и цесаревича. На трон, в обход всех сыновей от первого брака, взойдет малолетний Гога Юрьевский, регентшей при нем станет его мать. А мы знаем, что эта особа падка на подарки, и поверьте нам, иностранные державы, в первую очередь Британия, не пожалеют миллионы для того, чтобы нейтрализовать нашу эскадру и овладеть нашим оружием. Мы, естественно, сделать это откажемся, и на просторах Российской империи начнется новая Смута, по сравнению с которой Смута времен Лжедмитрия покажется детской шалостью.

— Это ужасно! — воскликнул Игнатьев. — Надо немедленно предупредить об опасности государя.

— Он будет предупрежден полковником Антоновой, она взяла с собой документы по «делу первого марта». Но взамен арестованных злодеев появятся новые. Вполне возможно, что они будут лучше подготовлены, да и к тому же вооружены и обучены на британские деньги.

— Что же вы предлагаете? — немного успокоившись, спросил у меня Игнатьев.

— Николай Николаевич, я предлагаю то, что, собственно, совсем недавно вы предлагали мне. А именно — встретиться с цесаревичем. В нашей истории он оказался правителем честным, строгим и умным. Народ дал ему прозвище «Миротворец».

— А что вы хотите предложить ему? — Игнатьев задумался, тщательно взвешивая все за и против моего предложения.

— Мы хотим его познакомить со всеми документами, подчеркиваю, со всеми, в которых подробно описано будущее, которое было нашим прошлым. Я думаю, что Александр Александрович извлечет от полученной о нас информации много полезного для себя.

— А государя вы разве не желаете проинформировать о будущем в полном объеме?

— Николай Павлович, голубчик, скажите только честно, а вы уверены в том, что информация, в полном объеме полученная от нас государем, не станет через какое-то время известна недругам России?

Игнатьев задумался. Потом снова раскурил потухшую было сигару, посмотрел мне в глаза и со вздохом произнес:

— Нет, Александр Васильевич, я в этом не уверен…

— Тогда, Николай Павлович, нам крайне необходимо встретиться с цесаревичем.

Игнатьев встал, отряхнул с сюртука табачный пепел и ровным твердым голосом сказал мне:

— Александр Васильевич, я обещаю представить вас цесаревичу в самое ближайшее время. Только подскажите, как вас лучше отрекомендовать ему.

— Николай Павлович, нам хорошо известна страсть Александра Александровича к коллекционированию. В конце своего царствования он передаст все купленные им картины и предметы антиквариата специально созданному в Санкт-Петербурге музею, получившему имя монарха. Этот музей существует и в XXI веке, правда, называется он теперь «Русским музеем».

Предложите цесаревичу встретиться с одним французским антикваром, только что прибывшим из Стамбула, который готов предложить ему весьма любопытные предметы старины из султанского Сераля. Этим антикваром буду я. Будьте покойны — что предложить Александру Александровичу, мы найдем…

День Д+2, 7 июня 1877 года, утро, дворец Долмабахче.

Комендант Константинополя поручик Дмитрий Иванович Никитин.

Понадобились без малого сутки, чтобы остановить в городе вакханалию грабежей и погромов. Сколько при этом было расстреляно пойманных на месте преступления мародеров и насильников, я не могу сказать точно. Знаю только, что их было много. Греческие патрули с разбойниками особо не церемонились. Морские пехотинцы наших гостей из будущего — тоже. По ночам в Константинополе гремели выстрелы. Иногда были слышны разрывы ручных гранат и очереди автоматов и пулеметов. Это означало, что за наведение порядка взялись морпехи. В конце концов поняв, что дальнейшие походы за добычей с большей долей вероятности закончатся смертью для самих добытчиков, грабители попритихли, и можно было заняться нашими насущными делами.

И вот я снова сижу за столом со своим ангелом-хранителем, старшим лейтенантом Бесоевым. Перед ним лежит очень полезная и умная штука, именуемая «ноутбуком». Пальцы Бесоева быстро и легко порхают по кнопкам и клавишам этого прибора, а сам он мурлыкает себе под нос песню: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся российская земля», — красивая песня.

Тем временем на плоской светящейся поверхности бегут буквы и строчки, иногда появляются чьи-то фотографии, схемы и карты местности.

Наконец оторвавшись от ноутбука, Николай Арсентьевич с улыбкой посмотрел на меня, подмигнул и сделал несколько пометок в лежащем на столе блокноте удивительным пером, которое называется у потомков «шариковой ручкой». У меня тоже есть такая — подарок капитана Тамбовцева. Писать ею одно удовольствие — не надо никаких чернил, перо само бежит по бумаге, и не боишься, что оставишь на листе кляксу.

— Итак, Дмитрий Иванович, — сказал мне Бесоев, — начнем вторую фигуру Марлезонского балета.

Увидев мое недоуменное лицо, он пояснил:

— Это у нас присказка такая. «Трех мушкетеров» господина Дюма помните? Так вот, там был такой балет. А сказка-то будет у нас впереди.

Наша задача на ближайшее время — нейтрализация вражеской агентуры. Те бандиты, которых уже вторые сутки отстреливают наши морпехи и ваши греческие ополченцы — это обычные неорганизованные «работники ножа и топора, романтики с большой дороги». Но скоро вместо них появятся уже вполне организованные громилы, имеющие интерес скорее политический. Они будут всячески нам пакостить и провоцировать местный люд на мятеж против власти — то есть против вас, милейший Дмитрий Иванович, ну и, естественно, против нас.

Подобные вещи очень любят ребята с одного острова, славящегося непогодой и туманами. Но в игре против нас могут поучаствовать и любители вальсов и мазурок. Следовательно, в первую очередь надо обезвредить английскую и австрийскую агентуру.

— Николай Арсентьевич, — удивился я, — но как же мы узнаем — кто эти агенты и где они скрываются?