Прошло уже четыре года, а я до сих пор помню, как ровно в час дня мы, три здоровых обалдуя, бросали шланги и тряпки и, открыв окна в кёльнском скоростном, ждали, когда по перрону пройдет удивительная, чудесная девушка, когда прозвучит в теплом воздухе ровный цокот ее каблучков. И вот она выходит из‑за поворота — головокружительной походкой настоящей дивы, солнечно и милостиво улыбаясь нам, ее поклонникам. И восторженно заулюлюкает Хаммид, почти выпадет из окна страстный Ахмадшах — я поймаю его за брюки и сам немного смущенно улыбнусь ей и помашу рукой. Красавица идет. Королева.

В этом тайна привлекательности, делающая девушку больше чем красивой — очаровательной и прекрасной. И именно в этом случае совершенно теряет значение, каковы ее черты лица, пропорции тела и даже возраст.

Любуешься этим играющим пламенем победительной красоты, и сердце екает.

* * *

В субботу дежурил в танцхаусе. Дорабатываю сентябрь, как обещал Гансу, и ухожу. Блин, мы, мужики, как дети. Керим сейчас официальный шеф тюрштееров, собака. На моем горбу в рай въехал. Как стерню пахать, так я, а как урожай пожинать, прислали другого. Значок я ему так и не отдал, ибо не хрена, а он пытается утвердить свою власть путем постоянной смены нашей рабочей одежды.

Официантка Стелла, милая светленькая девочка, угостила дыней. Я доедал уже третий кусок, когда с автостоянки раздался истошный балаганный крик: «Ма–а-акс! Ма–а-акс! Мерзавец, ты обманул меня и теперь должен жениться!» Стелла вытаращилась изумленно.

Выронив желтую дольку дыни, я выскочил на балкон. Внизу, вокруг бежевого «мерседеса», крутилась карусель из голоногих девиц разного калибра, и при взгляде на их грудь не оставалось сомнений. Знаете, чем отличается грудь проститутки от груди обычной женщины, даже щедро одаренной природой? Во втором случае она может быть красивой, манящей, нежной, показывающей, что готова отдаться в мужские ладони. Грудь же проститутки не знает таких сантиментов, зато имеет собственный характер. И этот характер — стремительный! Такая грудь не ждет милости от природы, а истово рвется вперед, к заветной цели. Поэтому проститутки часто напоминают мне женские фигуры на носах средневековых парусников. Впрочем, кем еще мог вдохновиться корабельный плотник?

Девицы, увидев меня, замахали руками и, хохоча, стали хлопать в ладоши, а в центре этого полуголого хоровода загорелым лукавым блинчиком светилась… хитрая польская мордочка! Черт, не видел ее уже почти два месяца.

— Ты что орешь здесь, с ума сошла? Поднимайся ко мне.

— Я не могу–у-у… — пожаловалась Барбара и подняла в воздух два костыля.

Показав Кериму знаком, что я занят, сбежал вниз. Между тюрштеерами есть негласная договоренность: они могут волками друг друга грызть, но если один из них строит куры какой‑либо девице, второй его обязательно прикроет. Мерно двигая челюстью — вечно жует жвачку, — Керим невозмутимо встал на мое место.

С Барбарой у меня отношения странные. Оба мы давно не дети и, следовательно, мало верим в дружбу взрослых мужчины и женщины. Особенно если они свободны и лишены предрассудков, к тому же один из них вышибала, а вторая бывшая жрица любви. Тем не менее небывалое бывает. Я сразу пресек между нами все поползновения этого характера, и Барбара, человек умный и практичный, приняла правила игры такими, какие они есть. Мы прекрасно себя чувствуем в сформировавшихся отношениях — взаимное уважение, помноженное на взаимную благодарность. Мне тоже есть за что быть ей благодарным. Много раз я замечал, как в компании авторитетных албанцев Барбара под разными предлогами намекала им, что Макса прикрывает Бесмир. Причем делала это настолько тонко и ненавязчиво, что я только диву давался. Она же по моей просьбе, когда ездила в Ренебург на встречу с Бесмиром, поставила его в известность о том, как я выгляжу, чтобы не вышло прокола.

— Изменник, — с театральной страстью прохрипела Барбара, высвобождаясь из моих рук.

Я с удовольствием подыграл ей — статус женщины их профессии существенно возрастает, если у нее есть постоянный друг. Девчонки ее перестали хихикать и смотрели на нас с интересом.

— Так ты же пропала неизвестно куда…

— Машину разбила и колено заодно.

Барбара кивнула мне, и я понял, что нам есть о чем поговорить.

Мы отошли в сторону. Странно было видеть сильную необузданную Барбару, опирающуюся на костыли.

— Макс, будут перемены. Вернулся из Братиславы бывший шеф «Ангара», Ян, помнишь? Вернулся с деньгами. Мы с ним складываемся и хотим купить «Ангар».

— Ого! Тебе парикмахерской мало?

— Мало. Я женщина с запросами.

— Слушай, у танцхауса теперь долги — после прошлой запланированной бойни люди перестали ходить, и так уже четвертый месяц.

— Да знаю. Я, Макс, всегда все знаю. Я тебе даже больше скажу, «Ангар» еще не расплатился с Бесмиром за тот случай, когда он придавил албанскую диаспору, и до сих пор должен ему сорок штук. Цыгана, который заказал Роланда, месяц назад посадили на три с половиной года. Бесмир вроде бы ни при чем, но кто может знать точно…

— Ну и? Покупая танцхаус, ты возьмешь на себя все долги.

— Ой, Макс, я похожа на дуру?

— Не понимаю, почему Роланд, зная, что танцхаус даже в худшее время делает по полторы тысячи евро чистой прибыли за вечер, до сих пор не расплатился с Бесмиром. Он же был в курсе, с кем имеет дело.

— Макс, ты действительно… охранник!

— От нехорошей женщины слышу.

— Регионал–ляйтер — пешка, он работает на хозяина танцхауса. А хозяину, миллионеру, который, кстати, живет в Швейцарии, начхать, как он крутится между бандитами и законом. Не справится — миллионер его уволит, и все. Что, по–твоему, Роланд ему скажет по поводу этих денег? Бандитам отдал? Ха! Хозяин–швейцарец полагает, что в Германии, если поискать, найдутся нацисты, а вот бандитов точно нет. Роланд не только работу потеряет, но и сядет наверняка. И получит не три с половиной года, а побольше, уж поверь. Если я стану хозяйкой, с Бесмиром и его армией расплачусь легко. Да и другие вопросы порешаю быстро — у меня и деньги, и своя армия есть… хи–хи. Вон, смотри, медсестры у меня какие, одними сиськами насмерть закидают…

— Бесстыжая ты все‑таки, Барбара. Нехорошо.

— Ох, Макс, опять ты в моего папу играешь. В своем Люблине они занимались тем же самым за копейки, черт знает в каких условиях, и каждый польский уродец мог с ними сделать что захочет. А здесь они через пару лет освоятся, подучат язык, кто замуж за старика с баблом выскочит, а кто и работу нормальную найдет. Живут, между прочим, в моем доме. Я в свое время и мечтать не могла о таких условиях. Стояла как манекен в витрине. А эти балованные. Да и не держу ведь я никого насильно. В Польше очередь стоит, еще и не всякую возьму. Смотри, какие у меня девочки, найди‑ка таких в Германии. Хочешь? В «мерсах» удобно, кстати…

— Барбара, закрой рот уже. Не могу тебя слушать.