— А ну-ка давай отсюда! Здесь съемки будут, не мешай.

— Дая артист, снимаюсь, — попытался объясниться Никулин.

— Знаем вас, артистов. Я тебя тут уже пятый день вижу.

Никулин продолжал на словах доказывать свою давнюю причастность к миру советского кино. Директор засомневался и попросил опознать сомнительную личность рядом стоящих и с интересом наблюдающих драматургию момента режиссера и оператора.

Они внимательно еще раз осмотрели с ног до головы Юрия Владимировича и категорически заявили, что видят данного человека первый раз в жизни.

Директор, отбросив сантименты, рявкнул:

— А ну давай отсюда! Сейчас милицию позову!

И на самом деле стал призывать доблестные органы. Любопытствующие прохожие обступили участников конфликта. Не выдержав накала страстей, Кулиджанов и Гинзбург со смехом признались бдительному директору, что не вызывающий доверия тип — исполнитель главной роли. Директор был сражен и потом долго-долго извинялся перед гением перевоплощения.

По сценарию герой, искусанный шмелем, с распухшей губой и заплывшим глазом вез собственноручно собранные подснежники продавать на рынок.

В цветочном ряду, по сценарию, торговки его жестоко изгоняли. Кулиджанов снимал сцену на настоящем рынке с настоящими участниками торговли и попросил сохранения натуральных условий попытки внедрения Никулина в цветочный рынок. Претендента требовалось вытеснить жестко и с применением методов подлинно народной конкуренции.

Первый дубль запомнился Никулину надолго. Одна бабка так натурально приложила горе продавца банкой по голове, что исполнитель главной роли в сердцах заорал слова ни разу и нигде не упомянутые в сценарии.

Юрий Владимирович не одобрял название фильма — «Когда деревья были большими». Он считал, что слишком длинно, что не отражает сути происходящего в сюжете, что название спутают с названием спектакля, шедшего в то время на многих театральных подмостках, — «Деревья умирают стоя».

Все пункты побил смешной случай. Буфетчица молочного кафе на площади Пушкина, увидев Никулина, уронила тарелку и крикнула официантке:

— Маша, иди сюда быстрей! Артист из картины «Когда деревья, стоя, гнулись» пришел!

Юрий Владимирович Никулин перестал выходить на манеж, когда ему исполнилось 60 лет. В 1981 году он перешел на должность главного режиссера цирка на Цветном бульваре. С 1984 года Никулин — директор цирка. При нем для цирка было построено полностью новое здание, открытие которого произошло в 1989 году. Всего строительство продолжалось четыре года. Руководство цирком занимало много сил и времени, но любовь к кино оставалась. После ряда удачных драматических ролей Никулин в 1983 году снялся в роли дедушки в фильме Р. Быкова «Чучело». До этой роли ему посчастливилось сняться в целом ряде драматических ролей, которые принесли ему заслуженную славу, таких как «Они сражались за Родину», «Двадцать дней без войны» и других.

В 90-е годы Юрий Владимирович вел регулярную передачу «Белый попугай», где знаменитые артисты и другие приглашенные гости рассказывали анекдоты. Кроме того, знаменитый артист являлся одним из постоянных участников передачи «В нашу гавань заходили корабли». Передачу «Белый попугай», которая шла всего 40 минут с экрана, записывали по четыре и более часов. Участники уставали, артистический кураж уступал место картонной импровизации, и тогда Юрий Владимирович рассказывал один-два анекдота не для эфира, настроение быстро у всех улучшалось. И никто не знает, как оператор распорядился бесценным материалом не для широкой публики…

Несколько лет подряд Юрий Владимирович состоял в редакционной коллегии в журнале «Огонек» и вел колонку анекдотов «От Никулина». Корреспонденту этого актуального и интересного в те годы журнала Никулин рассказывал: «Мой отец был очень остроумный человек, любил шутку, интересные рассказы писал, клоунады, монологи для конферансье. Сочинял их ночью. Днем мы мешали, потому что комнатка была маленькая. С вечера голову под подушку — высыпаться. А часов в 11 заварит чай и ночью работает. Утром будит маму и меня, я спал на раскладушке: не терпится поделиться. Мы спать хотим, но он нам читал все. Мы только хмыкаем. Потом днем мы уже по-другому реагировали. Отец учил меня любить анекдоты. Раскрывал тетрадку клеенчатую (как сейчас помню: бумага изумительная была, общая тетрадка дореволюционная) и черными чернилами записывал стихи, анекдоты. Так что я отцовское дело продолжаю. Он прекрасно анекдоты рассказывал и меня учил. Целая наука. Я, в общем-то, не отличаюсь хорошей дикцией. Иногда я подбегал к отцу и что-нибудь в спешке: бу-бу-бу. А он мне: «Подожди, не расходуй дикцию». Приходилось повторять членораздельно. Вообще, я люблю короткие анекдоты».

В конце июля 1997 года, как всегда цирк принимал гостей, как обычно планировалась к выходу новая передача, порция остроумных анекдотов ждала своей очереди, но Юрию Владимировичу внезапно стало плохо. Врачебный осмотр выявил серьезные проблемы с сердцем. Нужна была срочная операция, которая состоялась 5 августа 1997 года. Обычно такие операции длятся 20–30 минут, но в последний момент у Никулина закрылся сосуд и произошла остановка сердца. Врачам ценой огромных усилий удалось вновь его «завести». Борьба за жизнь Никулина продолжалась 16 дней. И все эти дни центральная пресса чуть ли не ежечасно сообщала о состоянии здоровья любимого артиста. Для спасения Никулина были предприняты беспрецедентные усилия: известнейшие специалисты страны находились рядом с ним днем и ночью, использовались лучшие в мире медикаменты и самая совершенная аппаратура. Однако 21 августа 1997 года сердце Юрия Никулина остановилось.

На сороковой день в редакцию журнала «Огонек» пришел Максим Никулин, принес для публикации подготовленные, но не прозвучавшие анекдоты для последней передачи «Белый попугай». Сотрудники попросили для статьи о Юрии Никулине вспомнить какую-нибудь историю, не известную ранее, но памятную. Максим рассказал занятный эпизод.

Дружба Юрия Никулина с Пляттом после совместной работы сохранилась на долгие годы. Зашел как-то Никулин к соседу Плятту. Жили неподалеку друг от друга. Ростислав Янович был безграничной души человек. Его обаяние даже с кинопленки перетекает в зал. И начались разговоры, совсем как в новелле «Родственные души», на съемках которой они рассказывали друг другу анекдоты. Выпили, конечно, по чуть-чуть, еще по чуть-чуть, и совсем немного по чуть-чуть. Поговорить оба любили и главное — умели. Засиделись. Поздний вечер за окном. На улице сильный мороз. Максима, отправившегося гулять с собакой, мать попросила зайти и забрать отца безотлагательно еще часа три назад. Максим прокрался в уголок, увлекся общим разговором и потерял счет времени. Собеседники, окончив бутылку, решили добавить.

А рядом с Большой Бронной — Суворовский бульвар, Дом журналиста. Отправились туда. Цель оправдывает средства. Домой возвращались по морозу уже часа в три ночи. Поют, смеются, галдят, собака рядом оживленная трусит. Плятт на костыле прыгает, накануне что-то случилось с ногой. Отец и сын Никулины по бокам подстраховывают Ростислава Яновича. Уткнулись в металлические ограждения вокруг дома. Вытащили их на проезжую часть, перегородили бульвар. Редкие машины едут, разворачиваются перед препятствием, обратно уезжают. А Плятту непременно вдруг захотелось начертать костылем на чистом снегу сочное, короткое и непечатное слово. Вслух неловко, на стене недостойно, а снег все стерпит и, главное, растает. Отец и сын Никулины подперли его с двух сторон, он пишет, старается. Костыль время от времени падает в пушистый снег. Всех троих душит смех. Собака веселым лаем подгоняет снежное хулиганописание. Милиция едет. Узнали, помахали рукой. Развернулись и уехали. Плятт дочертил короткий автограф. Оживленная компания отправилась домой. Песни, анекдоты, смех, лай. Вечер удался на славу! Подошли к дому и тут стихли разговоры, погасли улыбки, замерло дыхание. Встали как вкопанные. Одна собака радостно бросилась вперед, виляя хвостом.