Он размешивал свой кофе, позвякивая ложечкой. В деревьях над ними скрипуче пищала птичка, чем-то напоминая звуки от резиновых туфель, когда в них ходят по линолеуму.

– Хью, на том нашем пикнике вы говорили, что у вас, мол, есть свидетельства перевоплощения людей, но что в ретрогипноз вы не верите. А в перевоплощение вы в самом деле верите?

Он вытащил из кармана трубку и заглянул в ее чашечку.

– Я не абсолютно не доверяю ретрогипнозу. Бывают и убедительные случаи.

Изнутри дома донесся какой-то звон: возможно, разбилось стекло или что-то упало на металлический лист. Они оба посмотрели туда, а потом снова повернулись друг к другу. На лице Хью появилось выражение озабоченности, смутившее Чарли.

– Вот о чем я говорил. Я не верю в разные игры с оккультными явлениями, – закончил он.

– Вы полагаете, что ретрогипноз – игра?

– Это зависит от того, как к нему относиться, от того, кто его проводит. Сам по себе ретрогипноз – занятие солидное. Только очень опасное. Есть много гипнотизеров, относящихся к нему как к игре, и это еще более опасно.

Он пристально посмотрел ей в глаза.

Не лезь ты в это дело, сучка.

От боли в глазах Чарли заморгала. Ей хотелось, чтобы Хью перестал смотреть в них. Она коснулась чашки, и сразу заныли порезы.

– В чем же опасность?

– Гипнотизеры вроде медиумов. Они помещают людей в меняющиеся состояния сознания, пытаются дотянуться до других плоскостей, до других измерений и вступают в контакт с вещами, которые совсем не хотят, чтобы с ними контактировали, даже не хотят, чтобы их тревожили; с вещами, которые тревожить они не имеют права.

Он щелкнул зажигалкой и подержал руку над пламенем, защищая его от ветерка. По телу Чарли разливался холод.

– А что нужно для того, чтобы доказать, что вы жили раньше?

– Свидетельство.

– Какого рода свидетельство?

Он поправил горящий табак в трубке большим пальцем.

– Что-нибудь вроде знания о том, что случилось в предыдущей жизни и чего никто другой из живых людей не знает. То, чего вы не могли узнать иным путем, если только вы не жили раньше. – Он поднял глаза. – Это вовсе не должно быть невероятным. Между прочим, небольшие вещи как раз более убедительны, поскольку куда меньше вероятность, что они названы в исторических книгах.

Небольшие вещи… Вроде медальона.

Медальона, о котором никто не знает, что он там был?

– А может это помочь людям разобраться с их травмами? Мне про такое говорили.

– Вы хотите сказать, что кто-то боится воды из-за того, что в предыдущей жизни он утонул?

– Ну да, что-то в этом роде.

– Покончить со страхом людей перед водой помогает обучение плаванию, а не выяснение того, что они-де утонули при гибели испанской армады.[11]

Хью разломил печенье пополам, а потом и каждую половинку. Чарли подумала, уж не собирается ли он сложить из них какую-то схему. Но вместо этого Хью обмакнул каждый из кусочков в кофе и съел их.

– Я считаю, что ретрогипноз чреват всевозможными опасностями. Он искажает мысли и эмоции, которые как бы дремлют в сознании, и обычно дремлют неспроста, поскольку сознанию удалось оттеснить их. Так что вы рискуете пробудить их.

Чарли обхватила себя руками. Подул резкий ветерок, и какой-то коричневый лист покувыркался мимо.

– Все, что любительски вторгается в мир души, опасно, – сказал Хью. – Ведь не только у людей есть память. У разных мест она тоже есть.

Он снова посмотрел в ее глаза, и Чарли отвернулась. Отхлебнув кофе, она едва не выплюнула его: в ней поднималась непонятная волна тошноты. Озадаченная Чарли принюхалась к чашке. Пахло хорошим кофе, но привкус у нее во рту был отвратительным.

– У мест есть память? – переспросила она.

– Полагаю, что да. Вы, наверное, знаете, каким образом создается атмосфера в домах? То, что происходит в них, влияет на ощущения. Если в доме случилась беда или царит печаль, то этот дом, какая-то комната в нем очень часто несут в себе ощущение угнетенности; даже, может быть, холодной как родник. – Он пожал плечами. – Этому можно найти вполне научное объяснение. Возможно, атомные частицы в стенах удерживают следы воспоминаний, вроде видеокассеты, и некоторые люди могут случайно настроиться на эти следы и привести в движение, так сказать, повторный показ. Такова одна из теорий о привидениях – все они в своем роде повторный показ.

Глядя на дом, Хью пробежался взглядом от окна к окну по второму этажу, потом по первому, на Чарли и снова на дом. Он предложил отнести поднос в кухню, но она заявила, что сумеет справиться и сама. Уходя, он сказал спокойно, как ей показалось, даже нарочито спокойно, словно не хотел, чтобы кто-то услышал его:

– Будьте поосторожнее.

Он потрепал Бена и пошел через сад по дорожке. Чарли понесла поднос через тусклую котельную в кухню.

Что-то хрустнуло у нее под ногами.

Шара с Горацием на кухонном столе не было, и она соображала, кто же мог его передвинуть. Когда снова раздался хруст, Чарли увидела, что пол покрыт водой, битым стеклом, крошечными цветными голышами и прядями водорослей.

Она едва ли сознавала, видя, что фарфоровая кружка скользит по подносу, подпрыгивает на его решетчатом краю, прежде чем опрокинуться и разлететься вдребезги у ее ног.

Гораций?

Ее глаза бегло осматривали пол, а сердце выскакивало из груди. Разглядывая осколки стекла и фарфора, она искала в них маленькое золотое пятнышко. Пожалуйста, пусть все с тобой будет в порядке. Шлепайся где-нибудь тут. Пожалуйста.

Она поставила поднос на кухонный столик и уже собиралась опуститься на колени, чтобы посмотреть и под столом, когда ее глаза наткнулись на черный ручеек кофе, пробивший себе путь через осколки и пронесший с собой Горация на несколько дюймов, пока он не застрял между ножкой стола и отбитым носиком кружки. Его хвост покачивался в остатках кофе, оставляя слабую надежду, что рыбка еще жива.

– Гораций, – выдавила она из себя, поднимая его.

Он не шевелился и уже становился твердым, его глаза смотрели невидяще, рот был открыт. Легкий, такой легкий, на вес он казался не тяжелее конфетной обертки из фольги.

Раздался еще один залп молотков, от которого затрясся кухонный столик, задребезжав посудой. Чарли заткнула пробкой раковину и положила Горация в воду, наблюдая, как он кружится на поверхности, и надеясь, что в какую-то секунду он вильнет хвостом и устремится на дно.