Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Нет, я не беременна», — подумала она.
— Ну так пойди и сделай тест, — сказала я. — Вот увидишь. Вот увидишь.
Думаю, все именно так, как говорится: материнство представляешь лучше, когда испытываешь его второй раз.
А может, я просто в тот раз была к нему готова. Не знаю. Но когда я наблюдала за маленьким зерном света внутри Марго, я желала, чтобы его сердце начало отстукивать свою азбуку Морзе, этот тревожный ритм бытия. Я наблюдала — и сердце мое при этом замирало, — как десятки раз тело Марго угрожало утопить тихую мелодию новой жизни в вирусах, токсинах, гормональных приливах. Но свет оставался внутри, как маленькая фигурка, прильнувшая к тонущей мачте, покачивающейся на красных шквалистых валах.
Марго рассказала Тоби. Гайя издала радостный крик и подпрыгнула — я не стала делиться с ней новостью просто ради того, чтобы посмотреть на ее теперешнюю реакцию, — а Тоби сделал шаг назад, видя разочарование на лице Марго, стараясь сдержать свое возбуждение.
— Ребенок? Ох, это тяжело. То есть… Я имею в виду, это замечательно. Так ведь?
Марго пожала плечами и скрестила на груди руки.
— Дорогая, все в порядке. — Тоби взял ее за плечи и притянул к себе. — Мы не должны оставлять его, если ты не хочешь…
— Я знала, что ты никогда не хотел иметь от меня ребенка… — оттолкнула она его.
Проекция ее собственных чувств. Я отошла от свирепого света солнца, завернувшись в тень.
— Я уже пыталась от него избавиться. — Она вздохнула, ее глаза наполнились слезами.
Ложь. Она испытывала Тоби.
Лицо Тоби вытянулось. Долгая пауза. Мрачный взгляд.
«Вот откуда все пошло под откос», — подумала я.
— Пыталась?
— Угу! Я… пробовала свалиться с лестницы. Это не сработало.
Еще одна ложь. Она обхватила себя руками.
Облегчение и гнев были написаны на лице Тоби. Он закрыл глаза. Гайя обняла его и заговорила:
— Ей нужно знать, что ты ее не бросишь.
Уронив руки, он позволил Марго отойти к окну.
— Я не оставлю тебя, Марго. Это наш ребенок. — А потом, менее убежденно: — Это наш брак.
Очень нерешительно Тоби приблизился к ней. Когда Марго не вздрогнула, он обнял ее сзади, прижав ладони к ее животу.
— Это наш ребенок, — тихо проговорил он, и она улыбнулась и очень медленно повернулась, приняв его объятия.
Большую часть беременности Марго я провела, с жалящей честностью воскрешая в памяти все, что я делала, чтобы попытаться уйти от реальности, лавируя при этом между стыдом и возбуждением. Стыдом за марихуану, которую она курила у Сони, пока Тоби был на работе, стыдом за всю ложь, которую говорила: «Это не вредно для малыша, Марджи?» — «Вовсе нет. Если я расслаблена, ребенок получает больше витаминов» — и так далее. Стыдом за эффект наркотиков, которые на моих глазах опускались в нее, к колеблющемуся свету. Стыдом за мысли, которые ее посещали: «Может, я должна попытаться свалиться с лестницы, может, мне повезет и я его потеряю» — и так далее.
А потом, постепенно, она стала все больше возбуждаться, как и я. Мы делили возбуждение из-за намеков на лицо Тео, лепящего свет в матке Марго, возбуждение из-за удивления Марго, когда крошечная ножка прислонялась к стенке матки, внезапное осознание того, что внутри у нее настоящий ребенок, что все это взаправду.
Лучиана и Пуи обосновались на подоконнике квартиры Тоби и Марго.
— Кошки среди голубков, а? — кричала я им, а они хмурились и звали Марго, соблазняя ее заскочить к Соне, чтобы дать ребенку витамины.
А потом я заставила Тео ударить ножкой, и Марго решила, что не хочет наносить визит Соне. Она решила, что хочет пройтись пешком в Инвуд-Хилл-парк, чтобы подышать свежим воздухом и сменить обстановку. Так она и делала каждый день.
Я узнала старую темно-бордовую дверь дома напротив, длинные полоски старой краски внизу загибались вверх. Марго заметила газеты и молочные бутылки, скапливающиеся снаружи. Она была уверена, что в доме кто-то живет. Время от времени в предутренние часы в гостиной горел свет, но к утру его гасили. Занавески были всегда опущены.
В таком районе соседи предпочитали держаться особняком. Марго заколебалась. Должна ли она пойти и проверить? Да, сказала я ей. Она посмотрела вниз, на свой беременный живот. Все в порядке, малышка, шепнула я, никто тебя не обидит. Иди, иди.
Входная дверь была слегка приоткрыта. И все-таки Марго приняла меры предосторожности, постучав в нее.
Никакого ответа.
— Эй? — окликнула Марго.
Открыла дверь пошире, чувствуя пальцами пыль.
— Кто-нибудь дома?
Запах ударил, как брошенная вонючая тряпка. Мусор, влага и экскременты. Она задохнулась и подняла руку, чтобы прикрыть нос и рот. Я поколебалась. Да, я знала, кто здесь живет, но больше не была уверена, что должна поощрять это знакомство. А потом послание в воде, струящейся у меня по спине: Она нужна здесь. Пошли ее внутрь.
Не успела Марго убедить себя уйти, как скрежещущий голос спросил:
— Кто там?
Женский голос. Голос очень старой, очень больной женщины. Роза Уокман. Опередив Марго, я ринулась в темную, заброшенную комнату к женщине на диване. Мне не терпелось увидеть лицо Розы, сморщенное, как скомканный лист бумаги. Тяжелые кольца на ее длинных черных пальцах походили на монеты, балансирующие на костяшках; каждое кольцо имело свою историю. Кольца, которые она мне не завещала.
Человек, лежавший на диване, не был Розой Уокман. Толстый белый мужчина, голый по пояс, откинул одеяло и зарычал на меня. Это был демон. Я отпрянула, испуганная и недоумевающая.
— Эй? Кто там?
Голос Розы из кухни, постукивание трости, направляющей шаркающие ноги сквозь темноту. Марго очень медленно приблизилась.
— Здравствуйте, — сказала она с облегчением и легким отторжением. — Я живу в доме напротив. Просто хотела поздороваться.
Роза приподняла очки и вгляделась в Марго. Улыбнулась широкой улыбкой, более теплой, чем возвращение домой. Глаза ее превратились в темные щелки в глубоких складках лица.
— Что ж, входи, дитя. У меня не много посетителей, да, мэм.
Марго последовала за ней на кухню, заметив голые, влажные стены, слой пыли на прогнившем обеденном столе, эхо стука своих каблуков по голым доскам пола. Проходя мимо старика на кушетке, она содрогнулась. Ей хотелось уйти. И мне тоже.
Демон вскочил и направился ко мне. Три сотни фунтов белокожей плоти. Лысый, с булавочными глазками, хмурым взглядом, голый по пояс. Он навис надо мной и пихнул меня назад.
— У тебя нет тут никаких дел! — рявкнул он.