Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После того как отправил сообщение, сразу начал поливать бензином уже второй Мерседес за день из найденной в багажнике канистры. Я прямо терминатор. И живую силу врага уничтожаю и материальную базу жгу. Не прошло и трёх минут, как пришло сообщение: «Почему?». Так, похоже всё-таки меня принимают за Степана. Вряд ли бы этот вопрос был задан Маугли. Значит Фёдорыч уверен, что переписывается со Степаном. Ну, отлично. Значит, разговор затягивать не будем. Подойдёт фраза блондина, которую тот сказал мне. Я быстро набрал и отправил: «Ничего личного, просто бизнес. Позже наберу. До связи.» Немного подождал, получил в ответ: «Ты пожалеешь.» Интересно, банальность – это всегда признак брутальности или просто мне такие попались? Отвечать не стал, а положил телефон на сиденье Мерседеса и чиркнул зажигалкой. После чего торопливо в пятый раз полез в кабину крана. Изначальна она была прозрачной, но неугомонные мастера стрит-арта добрались и до сюда и раскрасили до практически полной непрозрачности всю поверхность кабины, оставив не закрашенными только крохотные участки стекла. Я оттуда смотреть ещё мог, а снаружи меня было не разглядеть. Главное, не шуметь. Вместе с пакетами с едой и вещами там было достаточно тесно, но тем не менее можно было расположиться относительно комфортно, что я и постарался сделать. Теперь самое сложное. Я понятия не имею, сколько придётся здесь сидеть и насколько тихо. Но мне нужна была информация. Расчёт был на то, что рядом с местом преступления кто-то что-то скажет, что я могу использовать в дальнейшем, всё это я затеял, ради шанса получить хоть кусочек информации. Во всяком случае в фильмах главные герои то и дело обсуждают свои планы именно у места преступления – что преступники, что те, кто за ними гонится. Если бы преступник оставлял рядом с местом преступления звукозаписывающее устройство, он бы всегда был в курсе того, что думает следствие. Историй реальных преступлений я не знаю, опыта общения ни с оперативниками полиции, ни с преступниками у меня нет. Одна надежда на криминальный кинематограф, вдруг там хоть тень правды присутствует.
Пока делать было нечего, я стал листать фото переписок убитого мной водителя. Выяснил, что звали его Василий Сизов. Долго смотрел на послания от контакта «Любимая»: «Вася, ты когда домой?», «Вась, ты где?», «Меня просят остаться поработать, ты Василиску сможешь из садика забрать?», «Ты чего не отвечаешь?» потом хмурые или недовольные смайлики, потом снова несколько похожих вопросов разной степени беспокойства. Много звонков с этого же номера. Да, конечно, одно дело бежать и стрелять в человека, у которого тоже в руках пистолет, и совсем другое читать такие вот переписки и снова и снова прокручивать в голове выстрел в Васину голову. Мог ли я вызвать скорую? Мог. Стоило ли это делать? Нет. Смог бы я объяснить этой женщине или её дочери свою логику: «Понимаете, если бы я не убил вашего папу-мужа, то меня могли бы начать искать, могли бы взять мою семью в заложники. Я этого не хотел, поэтому пришлось его убить и сжечь. Он долго не мучился, я быстро его допросил и прострелил голову». Что-то мне поплохело от этой картины. Я играю в игру, в которой не я устанавливаю правила. Здесь победа не приносит никакого удовлетворения, здесь при всех раскладах кто-то страдает. Я за последние двое суток ни разу не решал проблему выбора между хорошим и плохим. Только между очень плохим и чуть менее плохим. Убить – плохо. Позволить убить себя – ещё хуже. Ну, если с моей точки зрения смотреть. Вот зачем всё это? Да, можно сдаться и позволить себя убить. Это всё закончит. Но ведь эти же люди продолжат играть в эту игру с кем-то ещё. Так что нет. Проигрывать я не намерен. Не то что бы им попалась зубастая жертва, но как минимум в отличной физической форме, имеющая странное Восприятие и безумную реакцию. Да и с соображалкой у меня всё нормально, просто опыта нет вообще. Но я учусь.
Внизу грохнуло, но не очень сильно. Машина горела очень ярким пламенем, и я какое-то время смотрел только на огонь. Понемногу эмоции отпустили. Все эти Васи, Николаи и Степаны знали, на что идут, и держа в руках оружие при встрече со мной, они не могли не знать, что рискуют подложить такую вот свинью своим близким. И если кто-то ещё из ЧОПа «Нож» не впечатлится произошедшим и продолжит угрожать моей жизни, то меня не остановит ни ещё одна печальная любимая, ни ребёнок без отца, ни мать без сына. Сейчас у них есть выбор: пересмотреть свою жизнь и что-то поменять или оставить всё как есть. Я не просто хочу победить, я хочу сломать эту игру. Я вдруг понял, что даже если Анатолий Фёдорович вдруг по каким-то причинам прекратит преследование меня, то я не прекращу преследование его. Не должны люди с оружием говорить «просто бизнес, ничего личного». Я продолжил смотреть на огонь.
Пламя утихло. Изнутри машина сгорела очень быстро, но теперь занялись колеса. А вот об этом аспекте я и не подумал. Сквозной проезд через цех и множество разбитых окон обеспечивали хорошую вентиляцию, дым уходил наружу, но не весь, и меня банально могло закоптить. Где же пожарные? Где же полиция?
Пришлось ждать ещё около получаса, когда приехали пожарные. Святые люди. Примерно, как я был. Вот, у кого профессия бесспорно правильная. Парни забежали, быстро оценили, что происходит, выбежали, вернулись со шлангом и буквально за несколько секунд всё потушили. После чего отчитались по рации. Сообщили кому-то номер и марку сгоревшей машины. Чуть позже приехала полиция. Упаковали место пожара в ленточки. Один из пожарных посмотрел машину с разных сторон, после чего подошёл к милиционеру и стал давать расклады:
– Поджог. Горела одновременно вся, скорее всего соляркой или бензином облили. Канистра в салоне лежит. Хорошо, что в бетонном помещении, огонь никуда не перекинулся.
– Поджог, значит, – подытожил полицейский. Потом спросил, – а в области не вы тушили