– Чего ты ждешь? – повторила Меррин. В ее голосе звучало нетерпение. Гаррик подумал, что сейчас едва ли подходящий момент сообщать ей, что он боится высоты с тех пор, как в пятилетнем возрасте упал с дерева.

– Тебе, наверное, придется посложнее… – Она продолжила путь, ее голос звучал все слабее. – Ты значительно больше меня.

– Вот уж спасибо, – отозвался Гаррик и стиснул зубы.

Он должен подняться. Что же ему, сидеть тут и ждать, пока Меррин выберется и приведет помощь? Нет, такого унижения он не перенесет. Она боится темноты. Он – высоты. Они не могут поддаваться своим страхам. Еще одна струйка камней. Он стиснул зубы. Гаррик знал, что должен подниматься ровно, без рывков, сосредотачиваясь на каждом уступе, каждой опоре. Он не может позволить себе думать о падении, не может допустить даже намека на страх, ведь Меррин маячила у него над головой. Ее юбки раздувались, как колокол.

Гарику казалось, что он карабкается целую вечность. Дважды он соскальзывал и думал, что сейчас упадет, но поднимал голову и видел над собой бледное, напряженное лицо Меррин. Наконец он оказался наверху. Ладони взмокли от пота, сердце бешено билось, но его лицо омывал свежий холодный воздух, а место их заточения, вместе с тьмой и влажным спертым воздухом, осталось далеко внизу. Меррин протянула ему руку, чтобы помочь вылезти из дымохода, и Гаррик принял ее. Почувствовал ее силу и увидел широкую улыбку. Потом поднял голову, и мир вокруг зашатался так, что он чуть не упал.

Они стояли на том, что когда-то было крышей. У Гаррика закружилась голова. Меррин сжала его руку. Она улыбнулась, на ее лице отразилась смесь облегчения и восторга.

– Мы свободны! – воскликнула она. – Это изумительно, правда?

– Правда.

Гаррик не осмеливался посмотреть вниз. Насколько он мог судить, во время наводнения крыша обвалилась на пять или шесть футов. Это значило, что до земли им оставалось еще добрых двадцать пять футов. Чтобы не смотреть вниз, Гаррик уцепился взглядом за видневшийся шпиль церкви Святого Антония. Вид святой обители его успокаивал. За церковной башней виднелось бледно-голубое утреннее небо, а вдалеке под ним простирались очертания Лондона – мешанина шпилей, башен и шиферно-плиточных кровель на фоне бледно-зеленых холмов. К югу от них лениво ползла река, туман клубился над ее берегами, а крошечные мосты и пятна дорог в тусклом утреннем свете были едва различимы. Здесь, на высоте, было очень холодно. Ледяной ветер больно кусал голую кожу.

– Ты очень бледный. – В голосе Меррин слышалось беспокойство. – Ты уверен, что ничего не повредил себе при подъеме…

– Я не люблю высоту, – выговорил Гаррик и увидел ее взметнувшиеся брови.

– Ох. – В ее голосе зазвучали другие нотки. – О боже. А мы на крыше.

– Именно так. – Гаррик выдавил улыбку. – Когда я был ребенком, отец водил меня на крышу Фарнкорта, – объяснил он. – Он говорил, какой же я мужчина, если не могу даже посмотреть вниз.

На лице Меррин отразилось явное отвращение.

– Каким ужасным человеком был твой отец, – заметила она. Потом села и обняла себя за колени. – Жаль, что он уже мертв. Мне бы хотелось ему высказать все, что я о нем думаю.

– Я насладился бы этим зрелищем, – усмехнулся Гаррик.

Меррин посмотрела вниз, и у него внутри все перевернулось.

– Не так все плохо, – позволила она себе высказаться. – Слева есть стена, по которой я бы могла спуститься. А может, кто-нибудь придет и принесет лестницу. На улицах никого не видно, но еще совсем рано. – Она остановилась. – Ты бы видел, что творится внизу! – Ее голос изменился. – Я никогда такого не видела. Во многих домах обрушились стены, а на улицах целые реки пива! Мы здесь как на необитаемом острове. Просто невероятно.

Мерин поднялась повыше и уселась на гребне крыши рядом с Гариком, который снова почувствовал, что его мутит, и попытался убедить себя, что ему почудилось, что балки шевельнулись. Здесь небезопасно. Надо уходить отсюда, решил он.

– Ты отлично справился, – заметила Меррин.

Гаррик подумал, что она говорит, как гувернантка, которая пытается ободрить нерадивого ученика.

– Спасибо. – Он улыбнулся, глядя на нее. Ветер ерошил ей волосы, обнаруживая под белой пылью их естественный золотистый цвет. – А ты была просто великолепна, – сказал он. – Часто приходилось лазить по дымоходам, пока работала на Брэдшоу?

Меррин засмеялась:

– Ни разу. Но в детстве я обожала лазить по деревьям. Это позволяло мне найти уединенное местечко, где можно было спокойно почитать. – Внезапно ее затрясло от озноба. – А здесь холодно. О нет… – Она протестующе подняла руку, когда он набросил ей на плечи свое пальто. – Не надо! Ты же сам замерзнешь.

– Сомневаюсь, что эти лохмотья способны кого-то согреть, – ответил Гаррик. – Пусть они хоть немного помогут. – Он посмотрел, как она продевает руки в рукава. От холода она двигалась несколько неуклюже. В его пальто она почти тонула, и он, немного помедлив, завернул ей рукава, чтобы освободить руки.

– Нам надо спуститься, – отрывисто произнес он. – Здесь оставаться небезопасно.

Меррин взобралась повыше.

– Смотри… – Она показала на крышу примерно в двадцати футах от них. – По-моему, там лестница.

Гаррик проследил за ее рукой и понял, что она права. Крыша соседнего дома частично обвалилась и обнажила верхнюю часть лестничного марша, он торчал вверх как указательный палец. Сам дом выглядел вполне крепким, даже не покосился. Меррин стала карабкаться по крыше в его направлении.

– Подожди! – закричал Гаррик. – Это может быть опасно…

Меррин остановилась, ожидая, что он полезет за ней, потом снова схватила его за руку. Они преодолели головокружительный скат и спустились с крыши, местами скользя по шиферу, местами переступая через камни. Затем стали спускаться по сломанной лестнице. В доме было тихо и пусто. Лестница обрывалась футах в десяти от пола. Если бы он там был. Гаррик выглянул из-за перил и увидел, что половицы отсутствуют, а внизу зияет черная дыра подвала. С левой стороны виднелись сломанные балки, бывшие когда-то полом.

Меррин замерла.

– Мы в ловушке! – В ее голосе сквозило огромное разочарование. Она глянула вверх. – Нам надо вернуться обратно.

– Нет, – возразил Гаррик. – Это слишком опасно. Лестница может обрушиться. – Он посмотрел вбок, где, примерно в десяти футах, еще сохранился пол. – Я прыгну туда, – сказал он.

Меррин поймала его за руку. В лице у нее не было ни кровинки. Он чувствовал, как от нее исходит тревога и напряжение.

– Нет! Это слишком далеко, слишком опасно!

Под ногами Гаррика раздался треск ломающегося дерева. Он понял, что лестница не выдерживает их веса и вот-вот обрушится, и накрыл своей рукой руку Меррин.

– Это наш единственный шанс, – сказал Гаррик. – Я прыгну, а потом поймаю тебя.