– Это действительно было очень трогательно, – оправдываюсь я.

– Ладно, а дальше что было? – торопит рассказчицу Сашка.

– А дальше выступила мадам из фонда…

– Француженка?

– Нет, наша, русская, но элегантная – жуть! – Натка задирает нос и проводит руками по бокам, вытягивая себя в струночку. – Такая тонкая, звонкая… И хи-итрая! Представь, она заранее подготовилась и до последнего ждала, чтобы представить выписку из медицинской карты Гуреева. А это была такая бомба!

– Какая? – Сашка устала от пантомимы, ей хочется уже все узнать и перейти к вареникам, поэтому вопрос она адресует мне.

– В возрасте девятнадцати Роберт Гуреев тяжело переболел скарлатиной. Для взрослых мужчин она весьма опасна, потому что нередко приводит к бесплодию, – осторожно объясняю я.

– То есть он вообще не мог иметь детей?! – изумляется Сашка.

– Ага, прикинь? – опять встревает Натка. – Мадам из фонда даже личного доктора Гуреева привела, прелестный такой дедулька, похож на профессора Преображенского. И он подтвердил, что – да, после девятнацати лет его пациент месье Гуреев уже не мог стать чьим-нибудь отцом!

– А какого ж тогда они это шоу устроили? – Сашка критикует действия французских адвокатов, объявивших поиск наследников.

– Во-первых, Гуреев мог успеть обзавестись ребенком и до девятнадцати, – отвечаю я.

– О, ты допускаешь такую возможность? – Дочь меня провоцирует. – А кто мне говорил – никакого секса, пока не получишь университетский диплом?

– Ты с ума сошла?! – шепчет мне Натка.

– Так, не путайте судью! – Атакованная с двух сторон, я повышаю голос. – Сейчас мы говорим о Гурееве и только о нем! Он был артистом, вел весьма… м-м-м… свободный образ жизни и теоретически мог стать отцом еще до своей скарлатины, это во-первых. А во-вторых, адвокаты просто обязаны были объявить поиск наследников, это такая норма, понимаете?

– Мы понимаем, что в итоге все досталось фонду. – Натка продолжает сокрушаться о чужих больших деньгах как о собственных.

– И это правильно, – киваю я.

– Ну да, потому что судья Кузнецова так решила!

– И потому, что так хотел сам Гуреев, – напоминаю я.

Месье Ришар ознакомил суд с еще одной записью из дневника Роберта Гуреева…

Говоров позвонил на следующий день.

– Привет! – весело сказал он. – Ну что, тебя можно поздравить?

– С чем? – не поняла я.

В Москве бушевала гроза – эпичная, прямо-таки булгаковская, и поздравить меня можно было разве что с отпавшей необходимостью мыть машину: можно было не сомневаться, что ливень вылижет ее дочиста.

К сожалению, эту скромную радость полностью гасила горечь потерь: во-первых, мои новые текстильные туфли не выдержали забега по лужам и безобразно раскисли, во-вторых, под дождь попало свежевыстиранное белье на балконе.

В тот момент, когда раздался телефонный звонок, я как раз раздумывала, бежать ли мне спускать эти обвисшие промокшие флаги или так и оставить их на веревках?

– Очередное громкое дело закончено, ты снова можешь жить спокойно, – сказал Никита.

Там, откуда он мне звонил, никакой грозы не было. Там гулко бухал волейбольный мяч, шуршал песок, размеренно шумели волны, и счастливые дети визжали, как триста тридцать три поросенка.

– Хорошо тебе говорить, – завистливо заметила я. – Ты там на теплом море… А у нас тут просто потоп, потому что гроза…

– Лен, так я потому и звоню! – заторопился Никита. – Ты же завершила этот звездный процесс и теперь можешь взять хоть недельку отпуска, Плевакин сейчас тебе не откажет…

– И что я буду делать в отпуске?

Внутренний голос тут же подсказал: белье перестирывать и пересушивать, новые туфли искать…

– Ко мне сюда прилетишь, разумеется! – неожиданно ответил Говоров.

Разумеется? Вот как?

Я приободрилась. Хм, если само собой разумеется, что я могу вот так запросто прилететь к Никите на море, то это же у нас что получается? Романтический отпуск тет-а-тет?!

Ой, нет, как-то не готова еще я для целого отпуска вдвоем…

И только я так подумала, как Говоров, будто услышав мои мысли, укоризненно добавил:

– В конце концов, что ты за мать, если откажешься от возможности обеспечить ребенку летний отдых на море!

– Говоров, ты серьезно? – на всякий случай уточнила я. – А то ведь я могу и согласиться!