Но студент наш, как, впрочем, и всякий студент, умел обращаться с женщинами. Выражение каменного лица добрее не стало. Но вдруг раздался негромкий щелчок. Никогда не слышали, как камни цокают? И приличных размеров плита, проявившаяся справа от гневной дамы, стала поворачиваться. Дневной свет она, впрочем, не пропустила, зато водой окатила нас ответственно. Не сильно так. По щиколотку.

– Хамыц. Баргул. – Остальные меня, признаться, интересовали мало. Не гуманист я, каюсь. – Ко мне.

Первым в открывшуюся дверь попытался просочиться Уллахафи, но я невежливо продержал его за шкирку. И совсем не человеколюбие являлось тому причиной. Голый прагматизм. Уж очень большой живостью характера отличался юный сарацин. Погладит там, на улице, по бюсту какую-нибудь даму, она дверь и закроет. Перспектива такая меня по понятным причинам отнюдь не прельщала.

Баргул змейкой проскользнул в проход. Отсутствовал он недолго.

– Чисто, шеф, – вот же паршивец, словей понабрался. – Осторожно только. Бассейн здесь. – И темным нам объяснил. – Воды много.

Я мотнул головой Хамыцу, но тот лицом построжал: ранее де отца командира ни-ни. Пришлось самому. Выбрался на достаточно широкий парапет, оттолкнулся, перелез на край бассейна. Рывком выдернул поданного Хамыцем Уллахафи.

– Брат, выбирайся.

Певун выскочил из отверстия одним броском и сразу на всякий случай иммобилизовал шипаса.

– Эй, вы там, вылазьте.

– Что, можно уже ад-шад? – прямо аж не поверили из люка.

– Да.

И попал в место крайне симпатичное. Кто-то здорово постарался, чтобы создать для себя это уютное местечко. Сводчатый овальный павильон укрывал собой овальный же неглубокий бассейн, украшенный по бортику барельефами весьма-таки игривого содержания. Скульптуры, украшавшие павильон оказались тоже весьма. Как по шаловливости, так и по исполнению.

Многочисленные каменные ложа и невысокие столики между ними указывали на то, что это было скорее место неги, чем суровых спортивных состязаний. Да и материал, который использовали строители, подтверждал подобную догадку. Мрамор, разноцветный мрамор, мозаики из мрамора, барельефы из мрамора, скульптуры из мрамора. Из самого разного. Оттенков – море. От чернильно-черных, как августовская ночь, до прозрачно-молочных, как предутренний лунный свет. И все сделано руками настоящего мастера. Знаете, когда бывает очень красиво, но не парадно. А так вот. Для души, для сердца. И при этом непонятная, но очень ощутимая печать запустения, как правило, лежащая на местах, где редко бывают люди. А вот сюда они еще и очень давно в последний раз забредали. Откуда я это знаю? Остается только пожать плечами. Мои новые таланты немало удивляли меня самого. Может, Пегий действительно прав, и Саин на самом деле заигрался, – ворохнулась мысль. Но пришлось задвинуть ее пока подальше. Насущные проблемы одолевали.

Большие круглые окна под потолком, явная защита от излишне любопытных глаз, пропускали сквозь себя достаточно лунного света, чтобы уютно осветить все это великолепие. И лунный свет ненавязчиво указывал на то, что наши подземные развлечения заняли совсем немало времени.

На красоту налюбовавшись, решил я перейти к вопросам более прагматического характера. Как сказали бы юристы, к осмотру места происшествия и допросу подозреваемого. С ног до головы подозреваемого.

Действительно, тот, кто это все наваял, был большим мастером своего дела. Дверной проем по замыслу создателя уходил под воду нижним краем сантиметров на сорок, так что разглядеть его, да и вообще предположить его наличие, представлялось весьма проблематичным.

Союзнички потихоньку выбрались из подземелья и устало расположились на совершенно не гармонирующих с ними ложах. Не обошлось и без эксцессов. Один из шипасов то ли и от усталости, то ли от тяги к своей естественной шипасской среде не удержался на скользкой кромке и соскользнул в бассейн. К чести его замечу, почти без брызг и совершенно беззвучно. И думаю все же – несколько умышленно. Потому что легко всплыл и, не преминув сполоснуть лицо, спокойно заскользил по обманчиво мирной поверхности. Бдительность, бдительность и еще раз бдительность! Расслабленный окружающим покоем парень не мог заметить, а я вот углядел, как из малоприметных отверстий, расположенных прямо у дна бассейна, шустрой стайкой выпорхнули серебристые рыбки и быстренько сожрали все смытые говорливой водой пакости, оставленные на одежде шипаса убиенными им жителями подземелий, и вода, местами замутненная, стала прозрачной, как прежде. А вот потом застыли в раздумии, соображая, вероятно, что же делать с крупным куском мусора, перемещающимся по бассейну.

Я негромко свистнул, привлекая внимание, и показал пальцем на дно. Шипас лицом сначала выразил непонимание, но, глянув в указанном направлении, заторопился. Всегда завидовал морским жителям за умение плавать – в несколько гребков парень буквально выбросил себя из бассейна.

Отряхнулся и, предвосхищая мои критические замечания, склонился в поклоне.

– Мои благодарности, ад-шад, – он сразу повысил меня в звании. – И за подземелье, и за это, – кивнул в головой в сторону бассейна. Недоуменно округлил глаза, заметив мое непонимание. Пояснил. – Биченские рыбки. В Бичене черные скармливают им провинившихся рабов. И не смотри, что они такие крохи. В Империи многие держат их мальков для очистки бассейнов. Но мальков. Этих не меняли уже лет двадцать. Если бы они выросли с ладонь, из воды бы я не выбрался. Но и сейчас голышом плавать здесь не стоит. Очень они любят в естественные дыры проникать. Умыться же можно.

Я с интересом посмотрел на местных пираний. В лицо, так сказать, надо запомнить.

И с удивление обнаружил беспечно болтающего в воде ногами Уллахафи. Действия эти он осуществлял, сидя на кромке бассейна. И при этом что-то напевая, весьма эротично поглаживал некую мраморную особу, призывно раскинувшуюся на полу. В приподнятой руке барышня держала бокал, из которого на нее лилась вода, делая фигуру и без того выполненную с невероятной естественностью, еще живее. Приставания закончились успешно, и впустившая нас дверь начала закрываться. Тут же зашумели фонтанчики, во множестве украшавшие и полы, и стены, и бортики бассейна, приводя уровень воды в соответствие с техническими требованиями.

– Ноги, – сказал я ему. Последовала немая сцена, с изумительной точностью, вплоть до изъявления благодарности, повторявшая предыдущую. Правда, страшную историю про злых рыбок вторично я выслушивать не стал. Ограничился благодарственным жестом.

Наступило время определить, кто в доме хозяин, поднять дисциплину и выяснить планы на будущее.

Продолжая улыбаться, я приобнял Уллахафи так, чтобы со стороны жест казался доброжелательным, слегка придавил шею, отчего смуглое лицо слегка посерело. И спросил:

– Ты куда нас завел, гад?

И получил полузадушенный ответ:

– Павильон Аркиты-Утопленницы. Сюда никто не заходит. Место проклятое. В самом конце Императорского парка. Безопасно тут.