– Хорошо, – ответила я Кроули вслух, при этом все же чувствуя некоторую неловкость.

Может, не стоило так просто соглашаться? Что, если Кроули решит, будто я таким образом хочу его соблазнить? Или задумала очередную пакость и теперь пытаюсь его задобрить, соглашаясь на все?

После того как я раскрыла ему все карты, между нами чувствовалась натянутость. Лорд хоть сказал, что мне поверил, но в то же время – а вдруг нет?

В голову опять полезли нехорошие мысли, что Кроули просто хочет обвести меня вокруг пальца и я сама добровольно еду с ним в столицу, где меня подсунут королю как виновницу срыва священного обряда перед свадьбой с Иолантой.

– Вы ледяная, – внезапно коснулся моего уха голос Винсента.

За своими мыслями я и не заметила, как он подсел ко мне ближе и накинул на плечи один на двоих плащ. Я вздрогнула от столь сильной близости – ведь теперь мы сидели почти в обнимку у костра, и сердце мое колотилось от волнения, а быть может, от тепла, которое исходило от самого Кроули.

К мужчине хотелось прижаться.

«Ну и прижмись – прозвучало в сознании голосом Роксаны. – Я тебя не учила играть в недотрогу. Хочешь – делай. Особенно если никто не запрещает».

«Это только ради выживания», - будто оправдываясь, ответила ей я и не без удовольствия прижалась к Кроули теснее.

Мужчина ничего не сказал, лишь обхватил руками, будто окутывая уютным и очень теплым коконом.

И я прикрыла глаза, откинув голову на его плечи…

Кроули

Признаться, я боялся, что она сбежит, пока я буду спать. Стоит только мне сомкнуть глаза, как Беллатриса встанет, отвяжет лошадь и тихо уедет, чтобы испариться в неизвестном направлении.

Поэтому я предпочел ее обнять, спать, сомкнув вокруг объятия, чтобы точно убедиться – девушка не исчезнет.

Во мне будто боролось две сущности – одна призывала не верить ни единому ее слову, а вторая, наоборот, не находила ни одного повода не верить. Уж слишком убедительными казались речи Беллатрисы.

И даже сейчас, когда она уснула в моих руках, будто котенок, я метался в сомнениях.

Ощущение чего-то неправильного бередило разум, не давало спокойно прикрыть глаза и уснуть рядом с ней.

Я перематывал в памяти разговоры с этой девушкой, вспоминал мелочи и детали – что-то стыковалось с ее новой «легендой», а что-то нет.

Например, появление настоящей аббатисы.

Я все еще не мог найти объяснения, отчего дама предпочла написать записку поддельной Эрнесте и при этом не объявилась сама.

Про свой разговор со служанкой Беллатрисе рассказывать я не стал специально: мне было интересно ее поведение без озвучивания этих сведений – вдруг бы опять где-то прокололась.

Но нет же.

Складывалось ощущение, что никакой настоящей аббатисы не существует, померла давно, а эта записка – чья-то игра.

Смущали и упоминания о некой мадам Роксане.

Могла ли та женщина выжить?

Интуиция подсказывала, что вполне.

Если ее ученица Беллатриса успешно водила меня за нос почти неделю, то сама преподавательница точно не дала бы так просто себя убить. Навыки выживания у таких, как мадам Роксана, всегда были доведены до совершенства.

И тут же острая догадка кольнула разум…

Если допустить, что впереди нас и вправду едет лже-Беллатриса де Сент с компаньонкой, то почему бы последней не быть настоящей?

Я мысленно прокрутил всю ситуацию в голове, и картина сложилась уж слишком красиво.

Что, если Роксана сумела договориться с Тенью: обменяла свою жизнь на помощь, которую может оказать только она.

Наверняка мадам Роксану неплохо знали в Локшере, у нее с огромной вероятностью оставались там знакомые, которые могли подтвердить, что в последние годы женщина жила далеко в глуши и воспитывала некую девушку.

И вот спустя годы мадам Роксана вновь появляется на сцене с Беллатрисой де Сент, у которой на руках все документы от ее отца – и им поверит любой, потому что свидетельства и опросы подтвердят эту историю.

Если мои рассуждения были верны, то, догнав самозванку, настоящая Беллатриса могла бы получить неприятный сюрприз.

Я опустил глаза на уснувшую на моих руках девушку и невольно засмотрелся на ее расслабленное и совершенно умиротворенное лицо. Она спала, тихо посапывая, и веки ее слегка подрагивали, а может быть, это отблески костра давали столь странный эффект.

Наверное, девушке снился сон, в какой-то момент она попыталась перевернуться в моих руках на другой бок, но лишь еще глубже зарылась носом куда-то в район подмышки.

Это умиляло.

«Эй! – встряхнул себя я. – Из-за этой обманщицы ты уже поимел немало проблем. Помолвка с Иолантой может быть сорвана либо перенесена на более поздний срок».

Мысленно я представил, что еще одна, уже настоящая, аббатиса станет выедать мне мозг чайной ложечкой в попытке опять провести обряд, и аж передернулся от неприязни.

Нет уж, надо будет обязательно придумать способ, чтобы обойти требования прохождения обряда стороной – хватит с меня.

Если король хочет моих денег – пусть приструнит дочь и духовенство, чтобы те перестали диктовать свои условия. Я им не цирковой козлик – прыгать по указке.

Будто ощущая мой внутренний гнев, в руках опять завозилась Беллатриса, не открывая глаз, она что-то тихо пробормотала, так что я ничего не расслышал, но осмелился переспросить:

– Что вы сказали?

– Я… – сквозь сон отозвалась девушка. – Ничего. Но мадам Роксана… – Зевок. – Да, она говорила что-то.

– Что она говорила?

– Что вы хороши, как черт, лорд Кроули, но моим другом никогда не станете.

Белатрисса вновь зевнула, и дыхание ее стало глубже.

Хм… забавно, другом, значит, не стану. Ну, да… Сложно спорить, наверняка бы не стал, если бы мы повстречались официально и как положено.

Скорее, заклятым врагом, потому что только эта хрупкая девушка в моих объятиях стояла между мной и Локшером, а теперь вдобавок еще и перспективой породниться с королем.

И зачем я только ей помогаю?

У моего рационализма не было логичного ответа на этот вопрос.

Просто потому, что хочется…

Беллатриса

Просыпаться в объятиях мужчины – это более чем непривычно, а в моем случае еще и неприлично.

Доказывай потом, что моя девичья честь по-прежнему при мне.

Хотя… кому я что буду доказывать? Наличие девственности теперь наименьшая проблема.