«Хреновы горы», – думаю я и поворачиваюсь на запад, в сторону плоского горизонта. Где-то там, за ним, протекает Желтая река, которая разделяет своими волнами провинцию Шаньси («западнее гор») и соседнюю провинцию, чье имя звучит удивительно похоже, Шэньси («западнее горного прохода»).

Да, это может запутать иностранца. Однако, что скорее всего, китаец тоже чувствует себя неуютно, когда водит пальцем по карте Германии и находит федеральные земли Саксонию, Саксонию-Анхальт и Нижнюю Саксонию. Или, например, два больших города, и оба называются Франкфурт, или больше дюжины местечек под названием Нойштадт.

Итак, я широко шагаю от Шаньси до Шэньси. Следующие четыре дня я передвигаюсь по пыльной местности. Слева меня сопровождают горы, передо мной один за другим открываются горизонты. Я вижу все новые и новые деревни, и все они выглядят такими сонными, будто только что проснулись после праздника, и это в целом соответствует действительности.

Новый год здесь празднуется не одну ночь, а две недели, и все эти две недели люди как сумасшедшие едят, пьют и играют. Понятие «играть» здесь имеет всеобъемлющее значение. Соответствующее китайское слово «wan» включает в себя все, что приносит удовольствие: дети играют в мяч, взрослые играют в карты или маджонг, люди ходят в кино и ездят на природу, лазают по горам, ходят на пение и на танцы, фотографируют или делают все, что не относится к работе и приносит радость. И, конечно, мужчины и женщины тоже могут играть друг с другом.

В эти дни мое путешествие проходит так замечательно, что я мог бы тоже назвать его «wan»: я выхожу, как только светает, а в обед ищу себе маленький ресторанчик, где подают лапшу. Если я не нахожу такого, я просто ложусь отдохнуть под дерево и ем несколько кексов из своих запасов. Иногда бывает так тепло, что я могу снять шапку, а однажды я даже видел маленького паучка, ползущего по моей штанине. Совсем крошка, не больше булавочной головки, и выглядит таким замерзшим, когда пробирается на своих неуклюжих лапках через горы складок ткани, но я радуюсь ему. Для меня это первый вестник весны.

В городе Юнцзи я поселяюсь в самой большой государственной гостинице из всех, что мне попадались: она состоит из трех массивных бетонных построек с затемненными окнами и огромной автобусной парковки. Гостинца окружена парком, снаружи защищенным стеной, и входы на ее территорию выглядят как указательные пальцы, показывающие на прилегающие улицы.

Когда я подхожу к массивным охраняемым воротам, меня на мгновение охватывает такое же чувство сомнения, как когда я впервые приехал в Китай. Тогда я был потрясен пекинским воздухом, и я стоял перед воротами киноакадемии и не знал, что мне делать. Что это за люди в униформе, охраняющие вход? Я подтащил свой багаж к одному из охранников и спросил его на своем школьном китайском, можно ли мне пройти в университетский городок. Я приехал сюда по обмену.

И, к моему удивлению, он даже не проверил документы, лишь удивленно бросил на меня короткий взгляд и махнул рукой, проходи, мол.

Мне потребовалось время, чтобы понять, что сторожа, охраняющие в Китае все ворота и въезды, почти все без исключения молодые люди, единственное достоинство которых – высокий рост, и которые готовы за небольшое жалованье отстаивать себе где-нибудь ноги.

Здесь – то же самое: я небрежно машу рукой, оба охранника машут мне в ответ, я ухмыляюсь, и они ухмыляются. И вот я внутри, в массивном бетонном чурбане, который сегодня доступен для всех в качестве отеля.

Проведя ночь в этом бетонном бункере, я чувствую себя достаточно отдохнувшим, чтобы продолжить путь. Я останавливаюсь лишь один раз, когда вижу военный самолет, по которому скачут дети. Это светящийся «Шэньян», некогда гордость китайской авиации. А смысл игры состоит в том, чтобы перепрыгивать с одного крыла на другое и с визгом сражаться за место в кабине пилота. Похоже, что им очень весело и что они далеко не в первый раз играют в эту игру: вся внешняя сторона самолета светлая и блестящая, ее каждый день подолгу полируют детские ботинки, руки и штаны.

Скоро я добираюсь до пагоды храма Вангу, которая стоит в том месте, где заканчиваются горы и начинаются болота, прилегающие к Желтой неке. На вид эта пагода какая-то косоватая. Мне приходится взобраться по небольшому склону, и, к собственному удивлению, я оказываюсь в бамбуковой роще. Стебли сходятся надо мною светло-зеленой ажурной крышей. Если бы не снег, я решил бы, что оказался опять на юге, на родине Джули, в провинции Сычуань. Тамошний воздух влажный и теплый, и в нем всегда пахнет какой-нибудь едой.

«А ты знала, что бамбук может расти на севере?» – спрашиваю я ее эсэмэской, но ответа ждать еще рано. Она еще спит.

У входа в пагоду стоит группа подростков и обсуждает цену. У билетерши скучающий вид. Над ней висит табличка с ценой: два юаня с человека. Когда я подхожу ближе, некоторые девочки застенчиво хихикают. На вид им лет по восемнадцать, и они явно принарядились для этой прогулки.

Интересно, это что-то типа группового свидания? Я достаю пару банкнот и кладу на прилавок. Билетерша хочет отсчитать мне сдачу, но я качаю головой и показываю на группу за своей спиной: «Они со мной».

Через несколько минут я в ужасе сижу на верхушке тридцатиметрового выступа и спрашиваю себя, какого… я сюда попал. Я не осмеливаюсь смотреть вниз и вместо этого рассматриваю стену, которая покрыта высеченными на ней любовными клятвами.

– Ты должен спуститься туда, старший брат Ляй, – говорит девушка, сидящая рядом со мной, и ее глаза сияют, когда она указывает на западный горизонт, где небо и земля сливаются в тумане. – Там, дальше, Желтая река, и на другом берегу находится провинция Шэньси. – Я добросовестно пытаюсь разглядеть что-либо, как вдруг несколько девушек восторженно вскрикивают: двое юношей гордо расхаживают по карнизу, как будто прямо около них нет обрыва в тридцать метров.

Мне становится дурно. Я цепляюсь пальцами за край ступеньки. Кое-как мне удается высидеть здесь еще пару минут для приличия, но потом я говорю, что мне пора продолжить свой путь, и с облегчением заползаю назад в пагоду.

Когда я наконец снова на твердой земле, мне навстречу идет монах в красной одежде. Я спрашиваю у него, не было ли случаев, чтобы оттуда кто-нибудь падал. Он складывает перед грудью руки в длинных рукавах и, улыбаясь, качает головой: «Будда нас защищает!»

Дорога вниз по долине проходит без приключений. Я прохожу через деревни, наполненные гусиным гоготом и собачьим лаем, в воздухе пахнет пылающими угольными печками.

Я оборачиваюсь назад и снова вижу пагоду, которая похожа издалека на торчащую спичку. Отсюда она кажется не такой высокой и совершенно точно кривой. Мне в голову приходит презабавная мысль: теперь я стал частицей того самого туманного горизонта, на который любовался оттуда с высоты.

Я прищуриваю глаза: это что, люди там, наверху? Это те самые подростки? Я машу им, хотя, конечно, они не могут меня увидеть.

Надеюсь, Будда действительно их защищает.

В моем родном Бад-Нендорфе на севере Германии протекает маленькая речка Ауэ. Она менее тридцати километров в длину и редко где достигает ширины двух метров. Недалеко от леса она переходит в небольшой водопад и с бурлением стекает в озерцо под названием Кольк.