Он повернулся на бок и провел рукой рядом с собой, потом неохотно открыл глаза. Потребовалось какое-то время, прежде чем он понял, что эта комната ему незнакома. Стены, выкрашенные в светло-голубой цвет, были украшены рисунками в простых рамках. Покрытая почти прозрачной белой краской деревянная мебель и букет свежих чайных роз на комоде несли в себе что-то настолько женственное, что он невольно улыбнулся. Аромат роз подсказал, у кого он нашел убежище. Так вот как выглядит спальня внешне такой церемонной Меты! Комната ему очень понравилась. И он не нашел ничего лучшего, как снова зарыться лицом в подушку и глубоко вздохнуть. Его чувства отреагировали на это с такой интенсивностью, что он даже не мог представить, сколько пролежал так, ничего не делая.

Наконец Давида посетила мысль, от которой он моментально подскочил на постели. Зачем довольствоваться ароматной подушкой, если Мета где-то недалеко?

Свесив ноги с кровати, он с трудом подавил болезненный стон, напомнивший ему о собственном израненном теле. На долю секунды перед ним промелькнули воспоминания о зале для аудиенций, но Давид позволил им исчезнуть, словно они не имели к нему никакого отношения. Зов Хагена следовал за ним еще долго после того, как он покинул границы территории, и несколько раз он ловил себя на том, что хочет вернуться во дворец. Отделение от стаи с каждой секундой становилось все более ужасным, словно он по собственной воле отрезал у себя часть тела. Тем не менее Давид шел дальше. Так он и провел время после ритуала: избегая мыслей, бродя неизвестно где, а набравший силу волк все сильнее окрашивал его восприятие новым светом.

После ритуала демон бросил его тело и душу в пучину хаоса, и из этого медленно вырастало что-то новое — что именно, сказать Давид пока не мог. Его чувства обострились, и ему казалось, что он отчетливо чувствует присутствие волка, словно речь идет о реальном существе, а не о тени, которая прячется внутри него и ждет своего шанса. Давид полагал, что набравший силу волк попытается доминировать, но он до сих пор вел себя как друг, приняв даже решение Давида уйти из стаи.

Всплыло размытое воспоминание, от которого улыбка на лице Давида тут же погасла. Вчера ночью волк разбудил его, схватив за шиворот. Это было из-за Меты… Она что-то хотела от него…

Воспоминания о прошедшем вечере медленно возвращались. Давид закусил нижнюю губу, вспомнив те любопытные взгляды, молчаливый вызов, когда он, не предупредив, появился перед дверью Меты. Его привело сюда не сознательное решение, скорее — что-то неуловимое.

Он не задавался никакими вопросами, потому что чувствовал себя таким усталым и отчаявшимся, что обстановка, источавшая аромат Меты, казалась ему избавлением. Поэтому, когда дверь открыла незнакомая женщина, он без колебаний вошел. То, что неожиданным визитом он может поставить Мету в неловкое положение, даже не пришло ему в голову. На присутствие у нее гостей он тоже не обратил внимания. Быть рядом с Метой казалось ему освобождением, словно после странствия он наконец обрел свою гавань.

Теперь, на утро после бездумного появления, выспавшийся и пришедший в себя, он осознал, что ее друзья однозначно не пришли в восторг от его поведения, — не требовалось много фантазии, чтобы прийти к этому выводу. И все-таки Мета оставила его у себя и даже спала рядом с ним.

Эта мысль придала Давиду достаточно сил, чтобы встать с постели. Он огляделся в поисках футболки, но не нашел ее. Вместо этого он обнаружил свою картину, поставленную у стены так, чтобы ее можно было рассматривать, лежа на кровати. На его лице снова появилась улыбка, а когда он попытался прикрыть ее ладонью, кончики его пальцев наткнулись на щетину. Ему нужна была не испачканная футболка, а душ и бритвенное лезвие. В прилегавшей к спальне ванной он обнаружил и то и другое, равно как и уйму полотенец и мужской халат, по запаху напомнивший ему того раздраженного мужчину, который так по-хозяйски положил руку на плечо Меты.

Когда позднее, завернувшись в полотенце — он просто не сумел заставить себя надеть халат, — свежевыбритый, он вышел в холл, навстречу ему показалась улыбающаяся Мета. На ней было простое льняное платье, подпоясанное широким кожаным поясом, на ногах — фетровые тапочки. Ее волосы придерживал обруч. Давид невольно усмехнулся: это была совсем не та Мета, которую он знал до сих пор. Тем не менее так она больше походила на хозяйку с любовью обставленной спальни. Она заметила его взгляд, но глаз не опустила.

— Доброе утро. Халат оказался маловат или ты просто решил похвастаться своей фигурой?

— И то и другое, — ответил Давид, следуя за ней в кухню.

На столе уже стоял завтрак: свежий апельсиновый сок, кофе, круассаны, фрукты, повидло и мед.

Давид чувствовал, что ему хочется если не обнять Мету, то хотя бы провести пальцами по ее руке. Но вдруг она поймет его превратно, расценит это как требование большего. И тут он удивился сам себе: сегодня утром ему хотелось просто сидеть рядом с ней за завтраком и разговаривать. Потому что с прошлой ночи между ними возникло доверие, которое казалось совершенно естественным.

— Надеюсь, ты не принадлежишь к числу мужчин, которые на завтрак могут съесть слона, — сказала Мета, направляясь к плите, чтобы разбить яйца на сковороду. — Больше у меня в холодильнике ничего нет.

Хотя желудок Давида был настолько пустым, что, похоже, вот-вот собирался проглотить сам себя, он негромко рассмеялся и сказал:

— Все очень здорово! Я уже и не помню, когда последний раз сидел за накрытым к завтраку столом.

Несмотря на комплимент, Мета еще раз заглянула в холодильник.

— Еще у меня есть баночка жареных бобов. По крайней мере, мне кажется, что это так. Это из моей последней поездки. Должна где-то стоять…

Она выложила яичницу на тарелку Давида, удивленно посмотревшего на нее.

— Спасибо. А что будешь есть ты?

— Я поем фруктов, — заявила Мета, и голос ее звучал довольно жалобно, что неудивительно, учитывая свежеиспеченные круассаны.

— Да брось! — сказал Давид, выплескивая на яичницу половину бутылки кетчупа, чтобы залить пригоревшие края. — Есть одному неинтересно.

Мета посмотрела на него взглядом загнанной лани и взяла круассан, однако когда откусила кусочек, расслабилась. За столом воцарилось молчание — оба принялись за еду. Но вот Мета начала беспокойно ерзать на стуле, и Давид посмотрел на нее, подняв брови. Мета колебалась еще миг, прежде чем сказала:

— После завтрака мне нужно убегать. У меня встреча с художницей. Я не успела ее отменить.

Давид положил вилку на тарелку. Было видно, что он готов к тому, что его немедленно вышвырнут вон. Мета поспешно добавила:

— Когда я проснулась, эта женщина уже села в поезд, иначе бы я отложила встречу. Я знаю, нам нужно поговорить… И мне не хочется никуда уходить…

Поскольку Давид все еще смотрел на нее с сомнением, Мета протянула руку и коснулась его. Давид замер, а потом взял ее руку в свою и внимательно посмотрел на Мету.