Занавески в спальне были отдернуты, и Джером проснулся от яркого солнечного света, льющегося в окна. Он посмотрел на прекрасную женщину, которая спала на подушке рядом с ним.

Он любил ее ночь напролет, но так и не насытился ею. Страсть, с какой она отвечала ему, была страстью невинной и неопытной девушки и от этого возбуждала еще сильнее.

Затем он вспомнил, как оказался в этой постели, и всякие нежные чувства тут же испарились. Она обманом заманила его в ловушку, унизила, опозорила, довела до того, что он потерял рассудок от желания.

Ни один мужчина не смог бы противостоять такому соблазну. Но он настолько обезумел, что забыл обо всех своих принципах.

Никогда прежде он не соблазнял невинных девушек и презирал мужчин, которые это делали. Теперь он сам был одним из них. Отвращение к себе самому переполняло его настолько, что слабел даже гнев на спящую рядом с ним женщину, которая свела его с ума.

Вчера она сказала, что не будет настаивать, чтобы Джером на ней женился, но, разумеется, она солгала.

Теперь она будет клясться и божиться, что он ей это обещал.

Будь он проклят, если женится на ней! Даже воспоминание о любовных радостях не изменит его решения.

Рейчел лежала полная воспоминаний о прекрасной ночи, проведенной с Джеромом. Ах, было столько нежности и любви. Их взаимное желание было так страстно, что она была уверена, теперь Джером наверняка захочет на ней жениться.

Еще не открывая глаз, она протянула руку, надеясь, что сейчас он обнимет ее, прижмет к себе, но его не было рядом.

Она вздохнула и окончательно проснулась. Место на постели рядом с ней пустовало. Рейчел оглядела комнату. Джером стоял возле окна полуодетый и смотрел вдаль. Очевидно, почувствовав, что она проснулась, он обернулся.

Она улыбалась ему, но его лицо оставалось мрачным, а рот был упрямо сжат в узкую полоску.

– Ну, что ж, надеюсь, вы собой очень довольны.

Все в ней застыло от ужасного предчувствия. Что случилось? Ее нежный, внимательный возлюбленный вновь преобразился в надменного герцога Уэстли.

Все испарилось, как будто никогда и не существовало. Ее непрочное счастье разбилось, как хрупкая ваза, оставив ей лишь осколки воспоминаний, которые отныне вечно будут терзать и ранить ее.

– Вам лучше одеться, – холодно сказал он. – Сюда могут прийти в любую минуту.

Герцог подобрал с пола свою рубашку и надел ее. Застегивая пуговицы, он поглядывал на Рейчел, лежащую в постели под одеялом, натянутым до подбородка.

– Одевайтесь, черт бы вас побрал! Или вы хотите, чтобы вас застали в костюме Евы в первый день творения?

Как всегда неправильно истолковав ее поведение, он с презрением бросил:

– Поверьте, вам ни в чем не придется убеждать ваших родственников. Все необходимые доказательства они найдут на простынях.

Рейчел не вникала в то, что он говорил. Она просто не могла стоять обнаженной под этим ледяным взглядом. Она сказала чуть слышно:

– Пожалуйста, отвернитесь. Его глаза вспыхнули от гнева.

– Какая запоздалая скромность, моя дорогая! После этой ночи на вашем теле не осталось ни одного сантиметра, который бы я не изучил весьма подробно.

Ах, нет, ночью все было по-другому. Тогда он был любящим, нежным и ласковым. Теперь перед ней стоял высокомерный незнакомец, и ей казалось невозможным предстать перед этим ненавидящим взглядом.

– Пожалуйста, прошу вас, – повторила она, не поднимая глаз.

Он пробормотал какое-то ругательство и вышел вон из комнаты, бросив напоследок:

– У вас в распоряжении пять минут. Она вскочила с постели и побыстрее натянула на себя измятую одежду. Что он там такое говорил о доказательствах ее запятнанной репутации? Она взглянула на простыню. Там было несколько кровавых пятен.

Когда он вернулся в комнату, она кивнула на испачканные простыни.

– Это именно то, что вы назвали доказательствами?

– Да. Но вам нет нужды беспокоиться, я не стану отрицать того, что произошло.

Он прищурился и добавил с горечью:

– Разумеется, ожидать такой же честности с вашей стороны было бы слишком наивно. Рейчел снова не поняла его.

– То есть?

– Вы, разумеется, будете настаивать на том, что я обещал на вас жениться? Она едва сдержала слезы.

– Но я... Я надеялась, что вы передумали.

– Еще бы! Конечно, надеялись. Если вам угодно так это называть. Но учтите, я готов к тому, что меня ославят соблазнителем невинных девиц, но нашей свадьбе не бывать.

Рейчел показалось, будто он хлестнул ее по лицу. Она поспешно отвела глаза. Отчаянье рвалось наружу. Ей хотелось закричать, зарыдать, бросить что-нибудь тяжелое в это надменное лицо. В этой азартной игре она поставила на карту свое будущее и проиграла.

– Ну и прекрасно! – вдруг, не сдержавшись, закричала она дрогнувшим голосом. – Не бойтесь так за себя, ваше сиятельство, я возьму всю вину на себя. Ведь это правда!

Он пожал плечами.

– Тогда лучше нам прямо сейчас вернуться в Уингейт-Холл и расплатиться по счетам.

Рейчел с отчаянием посмотрела на него и вспомнила последний совет Благородного Джека никогда и никому не говорить, что она похитила герцога.

– Но, послушайте... Я не собираюсь лгать, но я бы не хотела никому говорить о том... ну... что я вас похитила.

Джером с облегчением вздохнул.

– Разумное решение. Эта подробность явно лишняя. Коль скоро вы не собираетесь настаивать на браке, я подтвержу все, что вы пожелаете. Кстати, лучше вовсе не упоминать имени Благородного Джека. Дело может значительно осложниться, если узнают, что вы общались с преступником.

Рейчел не подумала об этом, но Джером был, несомненно, прав.

– Пойдемте! И давайте поторопимся.

– А они... они не подумают, что мы вернулись слишком скоро?

– Что-нибудь придумаете. Вы весьма сообразительная особа.

Она смотрела в решительное, неулыбающееся лицо Джерома и с усилием спросила:

– И эта ночь ничего для вас не значит?

– Почему же? Я узнал, что с вами очень хорошо «кататься по постели». Мне так понравилось, что я просто мечтаю это повторить, – сказал он беззаботно. – Разумеется, я не женюсь на вас, но могу предложить вам стать моей любовницей.

С таким же успехом он мог удушить Рейчел собственными руками. Ему показалось недостаточным просто отвергнуть ее. Он довершил унижение ее, сделав такое мерзкое предложение.