Я спросил у Пакора, сколько времени. Было одиннадцать ве чера.

Меня охватил страх.

Дороги были пусты. Когда я медленно проехал мимо садов Лоди, то понял, что зима прошла. В это время я всегда дрожал от холода и сутулился. Но сейчас дул приятный ветер. Я поднял забрало шлема и позволил ему дуть мне в лицо. Ночь была ясная. Когда я проехал эстакаду Сафдарджанг, то увидел часть |аэропорта Дели, где теперь приземлялись только маломощные планеры. На перекрестке около Университета Медицинских Исследований Индии горел красный свет, но было так мало машин, что я пролетел его, не переключая передачу.

Физз сидела на террасе. Она читала, но сейчас свет был выключен. Книжка лежала на каменной скамейке рядом с чашкой банановых чипсов. Она постоянно покупала их в кафе «Мадрас» на площади Грин Парк. Я ненавидел их. Странный мучной вкус. Я принес «Олд Монк» и вытащил еще один плетеный стул. Мы купили два стула вместе с маленьким стеклянным столиком на Панчкуин Роад. Круглая стеклянная поверхность держалась на металлической ножке и была все время грязной — не имело значения, как сильно ее тереть. Я налил в стакан на два вальца виски, разбавил водой и откинулся назад, положив ноги на скамейку. Было тихо. Листья гулмохара приятно шелестели. Физз накинула на плечи легкую шаль, которая не скрывала ее изящные руки. Ее стакан стоял на вымощенном плиткой полу. Ее руки лежали на коленях. Не сказав друг другу ни слова, мы поняли, что оказались в тяжелом положении.

―Прости, — сказал я.

―Ты замечаешь, что работа все больше тебе нравится? — спросила она.

―Это полная чепуха, — возразил я. — Мне только что удалось довести работу до конца. Многие из моих коллег такие недоумки, что чувствуешь себя обязанным расставить все по местам.

―Им нравится то, что ты делаешь? — поинтересовалась Физз.

―Странным образом, — ответил я. — Но это ничего не значит. Послушай, я просто достаю орехи для них. Может быть, лучше остальных. Но я только добываю для них орехи. Если я свалюсь замертво завтра, они столкнут меня со стула и поставят другого. Честно говоря, не имеет значения, что они думают о себе. Я считаю, они все просто достают орехи, и если любой из них упадет замертво, они оттолкнут стул и заменят его другим. Это хорошая, продуктивная фабрика. Я достаю для нее орехи. Мы все добываем для нее орехи. Да, конечно, им, скорей всего, нравится, как я это делаю.

― Ты хороший сборщик орехов. Лучший.

Ее голос прозвучал тихо и ровно. Физз смотрела прямо на меня. Она о чем-то думала. Потому что при всей ветрености натуры у нее было наивное желание докопаться до сути вещей.

― Я в порядке. Я хороший сборщик. Но я только добываюорехи.

Филин в парке молчал. Мы называли его Господин Уллукапиллу. Каждой ночью мы прислушивались к его уханью. У нас была игра: мы пытались догадаться, что он говорит. Мы могли придать крикам Господина Уллукапиллу любое значение, какое пожелаем. От «ты принесешь мне стакан воды», «пожалуйста, выключи свет» до цитат из священных книг.

― Ты очень хороший сборщик орехов. Ты — самый лучший.

― Что случилось? — спросил я. — Что тебя беспокоит? Прости, что я так поздно.

― Ты такой хороший сборщик орехов, что, вероятно, мог бы делать это во сне, — заметила Физз.

Я сидел тихо, не понимая, что происходит. Наконец, заухал филин. Резко и пронзительно. Если не знать, что это ухает филин, то можно принять его за странный ночной звук.

Она взмахнула рукой и сказала:

— Господин Укп согласен. Ты самый лучший сборщик орехов

— Господи Уклп говорит, что я брошу это. Он знает, что сборщиков орехов огромное множество.

— Не таких хороших, — возразила она. — Не самых лучших.

Меня стало это раздражать. Мне захотелось огрызнуться. Но я знал, что она не сердится. Физз была спокойна. Она хотел сказать мне что-то.

— Хорошо, я лучший, — согласился я. — Я самый лучший c6oрщик орехов в мире. Но что ты хочешь, чтобы я делал?

— Тогда подумай об этом, мистер чинчпокли. Лучше побеспокойся об этом.

Взяв стакан, она осушила его, встала, подошла к краю террасы и, сорвав ветку гулмохара, начала бить его воздушными листьями но левой ладони.

— Ты помнишь, что ты рассказывал мне о Пандите? — спросила Физз.

Напомни мне.

— Мелкий успех — это несчастье, — сказала она.

Пандит Хар Дайал. Разлагающийся на дне озера Сукхна. Вместе со своим сыном и внуком. В то время как его афоризмы живут.

— Мелкий успех — это несчастье, — медленно повторила Физз.

Затем она взяла свой стакан, книгу, пакет с банановыми чипсами и вошла внутрь.

Я сидел на террасе довольно долго, потягивая ром.

Заухал Господин Уллукапиллу, один раз, два. Теперь звук был ближе. Вероятно, филин сидел на проводах на улице. Я попытался понять, что он говорит.

Думаю, он сказал: «Лучший сборщик орехов в мире».

Я позвонил в офис на следующий день и сказал, что не приду. Шултери забеспокоился.

— Тебе нехорошо? Ты не сможешь прийти через несколько часов?

Он начал сильно на меня рассчитывать. В карабканье вверх по скользкому шесту ему нужны были хорошие плечи, чтобы на них встать. Еще лучше, если этот человек не захочет карабкаться сам. У меня не было настроения объяснять или что-то придумывать. Я положил трубку. Он перезвонил немного позже, я вышел через переднюю дверь и спустился вниз но лестнице, чтобы Физз могла сказать ему, что меня нет дома.

Я отправился в Дир Парк и, пройдя мимо отгороженных проволокой животных с мертвыми глазами, перешел через мост в Дистрикт Парк. Светило солнце. Повсюду зеленела трава. Ивы с желтыми листьями росли вокруг высохшего пруда у развалин Хауз Кхаз. Никаких клеток с неподвижными оленями и неживыми кроликами. Под деревьями папри удод прокалывал землю своим острым, как игла, носом. Дронго в сверкающих черных смокингах бросались на обеденный пир. Костлявые садовники медленно раскладывали навоз, удобряя почву для роз. Разойдясь группами, бродили няни-туземки с детскими колясками. Они чистили арахис, болтали. Утренняя прогулка малыша, пока пара, в которой оба родителя работали, зарабатывали себе на жизнь.

Физз бы сказала: «Когда у нас будут дети, мы оба бросим работу».

Пара без всяких доходов. Двое детей.

По грязным дорожкам ходили молодые симпатичные мамы. С отсутствующим выражением они тянули коляски по узким коридорам своей жизни. Один муж, одна заработная плата, один ребенок. Одна душа.

Я сел на зеленый склон холма напротив пруда, а затем немедленно встал. Лучше погулять. Я успокоил себя, притворившись, что я работаю — завариваюсь и брожу, в то время как я все ближе и ближе подходил к скользкому шесту. Теперь Физз разрушила плотину. Я снова оказался в ревущем потоке. Он ревел во мне, и я начал быстро перебирать руками.